Пристанище пилигримов

– Ты сейчас с какой целью разыгрываешь драму? Ожидаешь от меня сочувствия? – спросил я, слегка обнаглев: она уже потратила весь порох и наступила моя очередь переходить в атаку. – В таких условиях живут миллионы людей в нашей стране. У нас, по крайней мере, есть деньги, а многие просто работают за жировки.

– Дело не только в деньгах, – сказала Лена, – просто мне предложили интересную работу в «Малахите». Ну и в деньгах, конечно, прибавка. Раньше я получала копейки за каждый танец по договору, а сейчас меня принимают в штат, на должность художественного руководителя, с приличной зарплатой и бонусами за любой креатив в плане развлечения посетителей. Это конкурсы, соревнования, розыгрыши, какие-то новые проекты… Короче, в «Малахите» бабла немерено, и у нас появилась возможность урвать кусочек от этого пирога.

– Замечательно, – сказал я с большим сомнением. – А где ты там будешь жить?

– Руководство «Малахита» предоставляет мне съёмную квартиру. Она находится где-то в районе железнодорожного вокзала. Там сейчас живёт девочка из Ревды, но она скоро сваливает домой, то бишь увольняется, а я заезжаю на её место – и в квартиру, и на должность.

– С такого хлебного места возвращается в Ревду, – удивился я. – Как-то это подозрительно, не находишь?

– Да мало ли какие обстоятельства у неё появились! Вот ты начинаешь умника включать!

– Ты ведь с ней общалась по работе и спрашивала, какая там обстановка? Какие там подводные камни, а может – целые рифы? Кто там хозяева? Бандиты? Менты?

– Пыталась. Но эта Лизонька какая-то мутная и далеко не болтушка. Я делала постановки для её шоу-балета. Мы работали в одной программе, в одном клубе, в течение трёх месяцев, но она так и осталась для меня тёмной лошадкой. Я задавала ей вопросы, но она уходила от ответов. Что здесь не так, Лиза? Почему ты увольняешься? По Ревде соскучилась? Всё нормально, говорит, всё хорошо, это мои личные проблемы. Спрашиваю, по деньгам кидают? Отрицательно мотает головой, а глаза такие затравленные, будто она здесь из-под палки работала и на цепи сидела. Какая-то она чудная, эта Лизонька! Не нравится она мне! Тухлятиной от неё несёт, и программа у неё скучная, аж скулы сводит, поэтому Галинка и попросила меня поработать – освежить, так сказать, репертуар.

– Я в этой шараге всё переделаю! – хорохорилась Мансурова. – Всё с ног на уши поставлю!

– Может, ты хотела сказать – с головы на ноги? – деликатно поправил я.

– Нет, именно на уши, – ответила она со злорадной улыбкой. – В таком клубе не нужна классическая хореография, все эти банальные ромашки и академическая пластика: поворот-ножка, поворот-ручка, поворот-плие. Такое фуфло сойдёт для новогодних утренников, а я хочу взорвать людям мозг! Я хочу, чтобы они увидели моих ангелов и моих демонов в одном воплощении… Чтобы они себя увидели в моих постановках!

Она перевела дух и продолжила:

– Это самое гламурное место в Ёбурге. Там собирается очень интересная публика: суккубы, инкубы, наркоманы, богатые ублюдки, продажные тёлки, трансвеститы и всякие прочие пидорасы, похотливые лесбиянки и жирные тётки в брюликах… Короче говоря, дети апокалипсиса. Им нужен жёсткий андеграунд, а Лизонька лепит какие-то наивные вещицы: «Горькая луна» под Эллу Фитцджеральд и «Возвращение Мэри Поппинс» под Дунаевского. Во дворце культуры это смотрелось бы на ура, но только не в «Малахите».

– А что? Максим Дунаевский – это великий композитор современности. Я его ставлю даже выше Прокофьева и Шестаковича – они не написали столько хитов.

– Да причём тут композитор?! – парировала Мансурова. – И Лизонька – по большому счёту неплохой хореограф… Но этой одиозной публике, этим извращенцам, не нужно классическое искусство… Их надо постоянно удивлять, задевая самые низменные инстинкты, а для этого требуется только эпатаж. Лизавета Петровна ничего подобного сделать не могла, потому что она совершенно фригидна. У неё нет никаких эротических фантазий, и в своей жизни она ни разу не кончала.

– Откуда ты знаешь? – удивился я, выпучив на неё глаза.

– Дружок, это всего лишь аллегория, – успокоила меня жена.

Мой папа любил повторять: «У вас не брак, а лёгкий флирт, и это долго не продлится», – на что я ответил ему однажды: «Свободные отношения более долговечны, нежели браки, построенные на взаимном деспотизме и ревности», – а он иронично усмехнулся и сказал: «Супружество – это обоюдное ярмо. Именно так это переводится со старославянского». В нашем случае лямку никто не тянул: мы просто жили в своё удовольствие, каждый – в своё.

В то время Елена Мансурова была лучшим постановщиком танцев в Нижнем Тагиле и в Екатеринбурге. Она работала очень много и плодотворно, а значит практически не появлялась дома, – это было мне на руку: когда ты прожил с женщиной девять лет, то любить её проще в удаленном доступе.