Пристав Дерябин

- Как же так не грабеж? - теперь удивился уже ему, этому седобородому слепцу, Кашнев, но тот ответил еще убежденнее:

- Не грабеж, а как нынче принято называть - экс-про-при-ация!

- Вы так думаете? В политических, стало быть, целях?.. В фонды партии?.. Какой же именно?

У Кашнева отлегло от сердца. Старый Красовицкий измучил его своим видом глубоко потрясенного человека, но вот он же сам и нашел объяснение тому, что сделал его сын. В это объяснение Кашнев поспешил поверить. А старик раздумывал вслух:

- В пользу какой партии, этого я не знаю, нет... Откуда же я мог бы и знать это? Разве он мне говорил когда-нибудь, что он уже связан с какою-то партией? Он очень способный, он начитанный, да... Он много читал! Математика, правда, ему не особенно давалась, а книг он перечитал бездну... бездну... Моя жена умерла пять лет тому... от рака... А я, конечно, на службе... Вот его, значит, и втянули.

Кашнев смотрел в морщинистое, осунувшееся, скуластое лицо, жалкое, недоумевающее, и в мозгу его уже составлялся план защитительной речи.

А сам говорил:

- Ваше волнение мне вполне понятно. Столько лет воспитывать единственного сына, довести его почти до студенчества и вдруг его лишиться таким страшным образом: уличный грабитель... бандит... это, конечно, ни на что не похоже... но если им руководили намерения идейные, то... это меняет картину... Но только во всех отношениях хорошо было бы мне повидаться с вашим сыном, притом так, конечно, чтобы и вы пошли вместе со мною: я для него незнакомый чужой человек, и мне одному он ничего не скажет.

- Я только этого и хочу сам, сам! - даже обеими руками схватил его руку Красовицкий. - Я даже сам хотел вас просить об этом!.. Именно мы вдвоем, а не я один и не вы один! Непременно нам надо вдвоем!

Дня через два разрешение посетить задержанного за грабеж было им дано, и Кашнев увидел Адриана лицом к лицу.

Перед ним был рослый молодой арестант, глядевший на него намеренно прищуренными глазами. У него была белая, нисколько не загоревшая за лето кожа на щеках и лбу, пухлые губы с надменно-презрительной складкой.

Очень удивило Кашнева с первого же взгляда на него то, что он не казался подавленным тем, что с ним случилось, и это еще более укрепило в нем догадку старого Красовицкого, у которого теперь выступили на глаза слезы.

- Адриан, Адриан! Что ты сделал! Как мог ты это сделать, а? Ведь ты убил меня, убил!.. Убил!.. - бессвязно повторял отец.

- Ну вот еще пустяки какие: убил, - высокомерно отозвался на это сын.

- Я приглашен вашим родителем защищать вас на суде, - сказал ему Кашнев, но на это Адриан только протянул почти насмешливо:

- А-а!.. Защища-ать?.. Вот как!

Кашнев отнес и этот тон его к тому, что перед ним действительно молодой политический, считающий свой поступок хотя и не приведшим к удаче, но тем не менее героическим.

Поэтому он спросил его хотя и тихо, но внятно:

- Вы в какой партии состоите?

Действие этого вопроса было совершенно неожиданным для Кашнева: Адриан удивленно открыл глаза; они оказались у него серые, холодные и наглые.

- Пар-тии какой? Вот это та-ак!.. Это за-шит-ник!..

- Адриан! - выкрикнул отец. - Думай, что говоришь!

Тюремный надзиратель с окладистой бурой бородой и двое конвойных, бывшие тут же, оживленно переглянулись.

- Вам хочется знать, какой я партии? - обратился к Кашневу Адриан. - Я анархист-индивидуалист! Если, по-вашему, есть такая партия, то, значит, я к ней и принадлежу.

- Вы совершили грабеж в чью же пользу, хотел бы я знать?

- Странный вопрос! В свою собственную, конечно!

Говоря это, Адриан даже пожал плечами, не узкими для его лет.

- Значит, ты посягнул на чужую собственность, - повышенным тоном начал было отец, но сын перебил его хладнокровно:

- "Всякая собственность есть кража", - сказал Прудон.

- Что это, а? Что это? - уже к Кашневу обернулся старик.

- Не знаю, - пробормотал не менее его изумленный Кашнев.

А тюремный надзиратель, погладив бороду, предложил ему догадливо полушепотом:

- Может быть, желаете прекратить свидание?

- Д-да, мне, в сущности, больше не о чем говорить.

Но Адриан продолжал говорить теперь уже сам, притом поучающим тоном:

- Всякое богатство начинается с грабежа в том или ином виде. Ты напрасно горюешь, папа! Тюрьма для меня тот же технологический институт. Буду со временем отличным грабителем, хотя и без диплома инженера...

- Что ты говоришь! Опомнись! - закричал и замахал в его сторону Красовицкий.

Тут надзиратель, взглянув на Кашнева, дал знак конвойным, и они увели Адриана.

XIV

- Вот, вы слышали, - он привел изречение Прудона, - совершенно убитым голосом говорил Красовицкий Кашневу. - Это значит, что он читал всякие эти брошюрки. А партию свою выдавать, - ведь это у них не полагается делать, раз партия нелегальная.

Кашнев колебался, поддержать его или сказать, в чем он убедился. Поэтому проговорил неопределенно:

- Молодость!.. Она очень чутка ко всяким влияниям...