Пристав Дерябин

- Вы - в министерстве внутренних дел, а я - в министерстве юстиции, если уж причислять меня к какому-нибудь министерству, - разграничил было себя от него Кашнев, но Дерябин захохотал густо:

- А не один ли черт, скажите на милость! Пишется "Ливерпуль", читается "Манчестер", пишется "министерство юстиции", читается "министерство внутренних дел"!

- Гм... Вон вы какого мнения о министерстве юстиции! - не то чтобы удивился, а только сделал вид, что удивился, Кашнев и добавил: - А вы, стало быть, во время революции отличились?

Он попытался даже вложить в свой вопрос самую большую дозу язвительности, но Дерябин ответил не без достоинства:

- В моей части никаких выступлений против правительства не было!

Кашнев посмотрел на него внимательно и сказал:

- Этому поверить можно.

- И поверьте, - отозвался Дерябин, - и давайте еще по одной.

- Нет уж, меня увольте.

- Не зарекайтесь! Узнайте сначала, за что выпьем... За исполнение моей давнишней... как бы это сказать... только ни "мечты", ни "фантазии" сюда не подходит: - жениться на графине!

- Гм... Графини, конечно, всякие бывают, - криво усмехнувшись, заметил Кашнев. - Бывают молодые, красивые, богатые, а бывают ведь и так себе, ни то, ни се: и не молоды, и не красивы, и не богаты...

- Нет-нет! - удержал его за руку Дерябин. - От второго варианта меня избавьте, - только первый, как вы вполне точно указали: молода чтоб, красива чтоб, богата чтоб!

- И чтобы непременно графиня?

- На меньшем не помирюсь!

- И достигнете цели?

- И непременно достигну!

- Ну что ж... Желаю успеха!

- Вот! Желаете?.. Верно! За это и выпьем!

Кашнев невольно взялся за свою новую рюмку и чокнулся и, только выпив через силу и закусив сардинкой, спросил:

- Не понял я все-таки, почему же именно на графине?

- А почему бы графине не выйти за меня замуж, если в руках моих будет большая власть? - расстановисто спросил в свою очередь Дерябин. - Если она, допустим, лет уже тридцати - тридцати двух, притом же, скажем, вдова, и дела по имению у нее запущены, и нуждается она вообще в человеке, на которого могла бы опереться, - а на меня-то уж можно, я думаю, опереться! - то почему же нет?

- Все это я в состоянии понять: и вдову, и запущенное имение, и чтобы опереться, только вот "графиню" не совсем понимаю!

- Как же так этого не понять? Вот тебе раз!.. А потомство?.. По моей мужской линии - потомственные дворяне, а по женской, по ее линии, графини... Что?

- А-а, - понятливо протянул Кашнев. - Значит, вы рассчитываете на большое потомство...

- Именно, да! В этом и есть весь смысл жены графини... Этим род мой будет введен в знать, а где знать, там власть!.. А где власть, там и все блага жизни!.. И если я говорю с вами об этом вот теперь, это потому, как объяснял уже, что город для меня новый, и вы оказались единственным здесь, поймите, - единствен-ным, кто меня знает не со вчерашнего дня!..

- А что же, собственно, мог я о вас узнать тогда, девять лет назад, и за один только вечер?

- Узнали, что я шел, а теперь видите, что иду к своей цели!

От идущего к своей цели пристава Дерябина Кашнев ушел поздно, а, придя домой, этим поздним возвращением очень обеспокоил Неонилу Лаврентьевну.

XVII

Весь следующий день Кашнев как бы вел в себе самом упорную борьбу с нахлынувшим на него вновь, как девять лет назад, приставом Дерябиным. Но если тогда он был только ошеломлен им, то теперь к ошеломленности прибавилось еще что-то, похожее на испуг.

Он не хотел называть этого ощущения испугом: даже перед самим собой он пытался казаться и опытнее, и тверже, и дальновиднее, чем был; однако то, что открыто ему было так, походя, между прочим, этим глыбоподобным приставом, - не какая-то нелепая случайность.

Не слепая Судьба, - с завязанными глазами, как ее изображали художники, - а вот этот пристав с его подлыми бумажками, явился причиной его злоключений... И вот эта причина снова здесь, стоит рядом с ним и смотрит на него, хотя и лупоглазо, как бы близоруко с виду, но на самом деле придирчиво-зорко. И вновь, как и тогда, могут пойти от него, пристава Дерябина, бумажки о нем, Кашневе, и может вновь получить уничтожающий толчок кое-как налаженная, пусть и скромная во всех отношениях жизнь.

И мало того, что вновь сломает жизнь, но еще и скажет, что спасал тебя от каких-то величайших несчастий.

- Есть старый греческий миф о людоеде Минотавре, обитателе Лабиринта на острове Крите, - говорил за обедом жене своей Кашнев. - Вот будто у такого Минотавра я вчера и побывал в гостях. Я остался жив, но он дал мне понять, что съесть меня может, когда угодно, когда явится у него аппетит. И в это вполне можно поверить, так как это чудовище, Минотавр этот в полицейской шкуре, однажды чуть было не проглотило меня, а зубами своими измяло сильно: чувствую это на себе до сих пор...