— Прости меня, Вероника, за вред, который причинил тебе. Это из-за детской ревности. Я признаю, что ты ни в чем не виновата.
Моргаю, не понимая, как реагировать. Он опасливо оглядывается и продолжает:
— А еще… — тяжело вздыхает и выдает: — ты всегда мне очень нравилась.
— В каком смысле? — я делаю шаг назад.
— Пойми, мне нельзя было относиться к тебе хорошо, потому что твоя мать вроде как… разрушила нашу семью. Ты не представляешь, сколько ночей не спала моя мама, рыдала и пила… много пила, когда отец не ночевал дома. Какими словами родственники говорили о тебе и твоей семейке! Я не понимал, почему они ненавидят, но при этом ничего не делают. Я был из тех, кому нужно было именно действовать! — мгновение он сомневается, затем продолжает спокойнее: — Недавно я ходил к психологу и, наконец, разобрался в ситуации. Являясь причиной всех моих бед, ты при этом казалась мне очень симпатичной, я разрывался, сомневался и в итоге довел эти противоречивые чувства до бреда и абсурда. Больше ничего такого не повторится. Пожалуйста, скажи, что ты меня прощаешь, тогда я смогу начать все заново, — заканчивает он, как по учебнику.
— Эм-м. Хорошо, спасибо. Ты, главное, больше не приезжай никогда, ладно? Нам не стоит продолжать видеться.
— Те фотографии я удалил, клянусь. И вообще ты на них очень красивая. Я… прости, немного любовался тобой. Но все в прошлом.
— Это отличная новость, хоть и неожиданная. Я про то, что ты так больше делать не станешь, — все еще жду, что он начнет хохотать от того, что я купилась на очередную «утку», сдернет с меня юбку и побежит по улице, как в детстве, а я буду прятаться за сумку или какую-нибудь картонку и красться домой, молясь, чтобы никто из знакомых не увидел. — Давай больше не будем портить друг другу жизнь. Но… почему именно сейчас?
Он снова вздыхает. Не хочет откровенничать, делает усилие. Взгляд злой, улыбка нервная, совершенно неподходящая к словам, которые произносит:
— Ситуация в очередной раз накалилась. Мне позвонила некая Ксения Озерская, думаю, ты в курсе, кто она. Мы встретились, поболтали. Оказалось, что ты поступаешь так же, как некогда твоя мать. Мы составили некоторый план действий.
Снова отступаю, хватаясь за сердце, но он тут же подходит и продолжает:
— Сейчас все в прошлом. Вчера я связался с ней и заявил, что не стану ни в чем участвовать. Мне объяснили, — снова вздох, — что ситуации сильно отличаются. И что мне самому станет легче жить, если я попрошу прощения. Ты меня простишь? За все, что было, — он беспокойно оглядывается, словно за нами могут следить. За исключением проезжающих мимо — на парковку и с парковки — машин, никого нет. Понимаю, что лучше отпустить этого парня с миром. Медленно киваю ему:
— Хорошо, что ты решил оставить меня в покое.
— Да, самому аж полегчало. Счастья тебе, Вероника, удачи во всем! Ну… я пойду?
— Конечно. И тебе удачи, — киваю в ответ, решая не спорить с сумасшедшим.
— Если Егор спросит, скажи, что я извинился и ты простила. Хорошо?
Полагаю, не стоит уточнять, какой именно Егор. Вот черт.
— Хорошо.
Он натягивает капюшон на голову, отворачивается и поспешно удаляется, оставляя меня одну среди дорогущих машин — пораженно хлопать ресницами и глядеть бывшему обидчику вслед. Кажется, за меня снова заступились, причем в самый подходящий момент.
Не знаю, что Озер ему сказал, не хочу спрашивать. И уж точно не собираюсь звонить и требовать, чтобы Егор не лез в мою жизнь. Не та ситуация! Многие годы никто ничего не мог сделать с этим мелким пакостником: ни его родители, ни участковый, ни учителя в школе. Даже мой дядя несколько раз угрожал прихлопнуть тварь — без толку.
Даже если Егор банально побил его или запугал, как некогда Августа — я совсем не против. Скажу больше — я бы очень хотела, чтобы Озерский пару раз ему съездил по физиономии. Пусть боятся! И не лезут. Некоторые люди понимают только через боль и страх. Тронет меня — капец ему. Единственный язык, на котором разговаривает братец и которым уверенно владеет филолог Математик.
А Ксюша все не угомонится. Пока не знаю как, но я выбью место в первом ряду, чтобы увидеть шок в глазах ее родителей и знакомых, когда выяснится, что не такая идеальная их любимая Ксюшенька, как всем представляется.
Паркуя машину у ресторанчика, в котором у меня свидание с маминым доктором, вижу уведомление в почтовом ящике — новое письмо с незнакомого адреса, не спам. Написано по-русски, но английскими буквами. Бегло проглядев его, понимаю, что Озерский предпринимает очередную атаку — письмо с американского почтовика, подписано Regina Ozerskaya-Castro.
Время поджимает, поэтому решаю отложить сообщение до вечера. Слишком много потрясений за день.