Кажется, он так целую пачку готов скурить, лишь бы просто побыть рядом со мной. Тишина вкупе с темнотой — дразнят. Истрепавшиеся за неделю нервы обостряют эмоции и ощущения. Мы вдвоем в этом закуточке. Я и мой главный враг, мой демон-соблазнитель, мое проклятье и самая сильная любовь. Запретное искушение, рядом с которым к дьяволу летят любые принципы.
В темноте нас совсем не видно.
А в тишине кажется, что это и не мы вовсе.
Чувствуя на себе пристальный взгляд, плавно прячу руки за спиной и отвожу назад плечи, тем самым открываясь, подавая себя. Озерский по-прежнему немногословен, приятное лицо освещается во время редких затяжек и кажется бледным. Он полностью серьезен, хмурится, дышит чаще обычного. Напряженная фигура выдает намерения и как бы предупреждает — стоящий в паре шагов мужчина может наброситься на меня в любую секунду.
Пора бежать.
Где-то там вдали стрелой проносится автомобиль, из колонок которого на всю улицу орет знакомая восточная песня.
Молчаливая прелюдия длится, кажется, бесконечно долго. А потом мое тело начинает отвечать на нее. Поддается влиянию момента. Боже, я ведь тоже не железная, адски по нему соскучилась! Не по ревнивому психопату, мелочному ублюдку, в которого мой мужчина превращается в моменты обострения неуверенности в себе. Я ведь хорошо знакома и с оборотной стороной медали. С внимательным и заботливым Егором Озерским.
Потребность зарождается внизу живота, тело становится чувствительнее, жаждет его прикосновений. Вот бы к губам, к груди и ниже… Отлично помню, как все это происходит с ним. И мне хочется еще раз, хотя бы ненадолго, но снова почувствовать себя любовницей Математика.
О Боже. Я собираюсь сделать это снова. Переспать с ним. Всего один разочек… разве можно отказать себе в маленькой слабости?
Это чудовище молча докуривает вторую сигарету, с его стороны ровно ноль действий по отношению ко мне, а я уже не просто возбужденная, я мокрая! Готовая. Соски ноют, кожу покалывает, ловлю себя на мысли, что дышу глубже обычного и кусаю губы в нетерпении. Я хочу этого мужчину, несмотря на все, что он мне сделал, несмотря на то, что нельзя и горький осадок никуда не делся, а послевкусие, возможно, меня и вовсе отравит после, заставит захлебнуться осознанием содеянного, но именно сейчас, в данную минуту — прошлое не имеет значения.
Все, чего я хочу, — это снова почувствовать вкус его поцелуя.
Люблю. Как же я скучаю по тебе, хороший мой.
Стискиваю бедра и прерывисто дышу, наблюдая за ним.
Ожидание начинает нервировать. Теперь каждая секунда промедления ощущается болезненной.
Наконец, Егор бросает бычок на асфальт, тушит его ногой и подходит ко мне.
Как будто так и должно быть.
И между нами нет пропасти обиды и тысяч причин держаться подальше.
Подходит ко мне, как к своей. Крепко обнимает и целует сразу в губы. Пальцы впиваются в мою кожу, не больно, но заставляют понять — он так крепко меня держит, ни за что на свете не отпустит. А затем…
— Моя гордая девочка, — с улыбкой шепчет на ухо. Мгновение промедления, словно дает мне возможность одуматься, и тут же начинает зацеловывать! Волосы, скулы, за ухом… и снова губы. Так много, так часто, я задыхаюсь.
— Гадкая пепельница, — отвечаю ему, потому что целоваться с только что покурившим человеком — невыносимо, он кивает, но не отпускает меня. И я готова вытерпеть этот его недостаток, один из миллиона других.
— Прости, — извиняется то ли за запах табака, то ли за все на свете. В одном простом, вскользь сказанном «прости» искренности больше, чем в сотнях нарисованных им плакатов. Я пугаюсь такого Егора. Зависимого, нуждающегося. Не понимаю, как мне вести себя с ним.
Толика слабости, которая так не идет ни ему, ни любому другому мужчине в принципе, действует ошеломительно. Моргаю, а передо мной уже снова страстный Математик, руки которого уверенно «летают» по моему телу, уже не изучая, а открыто владея. Его губы на моей шее. О сопротивлении не может быть и речи. Дрожу от осознания, что он возьмет меня прямо здесь, как какую-нибудь уличную девку.
Да и ладно!
Его пальцы между моих бедер, он улыбается, понимая, как там влажно, как сильно я хочу его. Скрываться не собираюсь, вместо этого сама его целую, посасываю нижнюю губу, дрожа от его реакции — дыхание рвется, пальцы сжимаются крепче. От удовольствия он закатывает глаза.
Озерский очень возбужден. Отталкивать его сейчас было бы убийством или… самоубийством. Он жадно посасывает мою кожу на плече, опускается ниже, и я не могу сдержать стонов, когда он втягивает в рот мой сосок. Держусь за него. Держусь, чтобы не упасть. Он прижимается лицом к моей груди, к моему животу. Целует, целует, целует. Задирает топ, едва ли не порвав, совершенно не соображает, что делает. Лишь бы добраться до моей кожи. Лишь бы ласкать меня вживую. Он проводит языком по животу, пока я стягиваю дрожащими пальцами его волосы, повторяя: «еще, пожалуйста».