Секунду назад я выблевал завтрак в раковину Тренера, схватился за кафель руками, чтобы удержаться на ногах. Перед глазами потемнело. А эта гнида конченная глаза открыл, лежит в красной жиже и ржет, будто я его развлекать явился.
— Сука, я думал, ты вены себе вскрыл! — в голове одна мысль — утопить нахрен, всем легче ведь станет. Тренер подтягивается на руках, устраивается поудобнее; как ребенок ногами шлепает по воде, отчего брызги во все стороны, волны через край переливаются. Веселье в самом разгаре.
— Ты бы свою рожу видел, Озер! Всю ванну мне заблевал, ублюдок! Но, клянусь, оно того стоило!
— Бл*ть, ты прикалываешься теперь таким образом? Это мода новая в твоем наркоманском притоне? — оглядываюсь. На зеркале надпись: «Все предатели», полванны кровищи, и голый Илья в ней с закрытыми глазами.
— Давно ли ты, дружище, сам приходы ловил в моем «притоне»? — разводит руками. Мы оба говорим об этой его квартире.
— Ты имеешь в виду ту пару случаев, когда впарил своим ближайшим друзьям какую-то хрень, от которой едва потом оклемались?
— Чистый кокс сейчас большая редкость, — улыбается он. Бледный, на трупака похож. Щеки впали, под глазами круги жуткие, еще и мешки, как у старика. Буквально неделю назад он выглядел не в пример лучше.
Вытираю пот с лица. Если секунду назад я злился на себя, что не смог помочь другу, пока не стало слишком поздно, теперь — на него.
— У меня сердце остановилось, идиотина.
— Я тут узнал недавно, что большинство самоубийств происходит на рассвете. Раньше никогда не задумывался. Решил — туфта, ан нет. На меня такой депрессняк напал между четырьмя и пятью утра… Озер, ты даже не представляешь. Перекрыло, хоть убейся. Думаю — а че бы и нет? Если и вскрываться, то сейчас. А потом представил себе ваши вытянутые физиономии, когда узнаете. Ржал, как конь. Понял, что никогда себе не прощу, если не увижу их вживую. Оно того стоило. Мне даже приятно, что ты так любишь меня, — он садится и демонстрирует мне свои целенькие руки со всех сторон: — Да нормально все, невредимый я, хвалит пялиться. Пошутил!
— Че за хе*ня:
в которой ты купаешься?Он зачерпывает ладонью и выпивает:
— Томатный сок — мм-м. Хочешь? Ты любил, я помню. Правда, уже вкус какой-то странный.
— Нет слов, — выхожу в коридор, вновь набираю Санни, которому уже успел позвонить между первым и вторым рвотными позывами:
— Живой. Прикольнуться решил.
— Че?! — орет Санни. — Озер, я в купальных мокрых плавках лечу на полпути!
— Лети, лети. Мозги вправлять будем. Снова.
Заглядываю к Тренеру, который все еще плавает в томатном соке. Выдавил в воду шампунь, пытается пену взбить.
— Выбирайся, придурок, замерзнешь.
Не спорит. Послушно встает в полный рост, но при попытке перекинуть ногу через бортик поскальзывается, падает, едва успеваю отпрыгнуть, пока он не окатил меня с головы до ног. Воняет так, будто он и вправду откинулся. Ударяется затылком и… отключается, благополучно уходит с головой под воду. Вздыхаю — судьба его все-таки догнала. Через секунду вытаскиваю засранца на пол, он выплевывает красную жидкость, кашляет — зрелище чумовое.
— Озер, ну как ты мог сдать меня отцу? — начинает рыдать. Понятия не имею, под чем он сегодня, но, видимо, что-то тяжелое. Таким я его еще не видел.
— Тебе надо лечиться, дружище, — помогаю подняться на ноги и, перекинув его по-прежнему мощную руку через свое плечо, тащу парня в спальню, где он плюхается на кровать и послушно ждет, пока я хожу за полотенцем и наскоро обтираю его. Замерз, трясется всем телом.
— Надо, наверное, — отвечает после целой вечности молчания. — Я тебя ненавижу, Егор.
— Я тебе не телочка, любить меня не обязательно. Ты, главное, с фигней этой завяжи. Реально, мужик, че дальше будет?
— Если бы ты оказался в таком дерьме, я бы порадовался. Сука, как ты меня бесишь, особенно на сцене. Я монитор разбил, когда ты там речь толкал часовую. Колотило меня от отвращения. Трепался и трепался без остановки…
— Ага, мне двадцать секунд выделили, сказали, не уложишься — на работе можешь не появляться в понедельник. Отстрелялся в итоге за пятнадцать.
Он смеется, но теперь не истерично, а естественно. Не меня он ненавидит, а сцену. Вернее, свое на ней отсутствие. Ругаться сейчас с ним бесполезно, пусть сначала проспится.
Из коридора доносится шум, торопливые тяжелые шаги — Санни исследует квартиру: ванную, кухню, наконец, заглядывает к нам.
— Ну что?
— Принцессу спать укладываю, — говорю, подтыкая одеяло. Тренер смеется, неуклюже пытается меня пнуть, уворачиваюсь. Он прячет ногу под одеяло, натягивает его до подбородка. Дрожит. Сок в ванне оказался ледяным, хранился, полагаю, ночью в холодильнике, а разбавить кипятком умишка не хватило.
— Обдолбанную? — спрашивает Санни, смотрит настороженно. Он действительно в мокрых купальных плавках и в спортивной футболке. Все еще ошалелый после новости о псевдосуициде Тренера.
— А то как же, — говорю ласково.
— Иди нахрен, — психует Илья, снова рассмеявшись. — Вот не телочка ты, Егор, а люблю все- таки тебя всем сердцем. Ненавижу и люблю одновременно.