Пристрелочник (СИ)

«но эту
всемирнейшую мясорубку
к какой приравнять
к Полтаве,
к Плевне?!».

Это — длится веками, поколения передают эстафету «от отцов к детям», каждый год уносит жизни немногих молодых мужчин.

«Ходить на охоту друг за другом» — часть местной жизни. Теперь — и моей. И тут я, «весь в белом» — со штыковой лопатой, «домиком для поросёнка» и писчей бумагой…

Оксюморон какой-то. «Ребята! Давайте жить дружно!».

Несогласны они… Ну уж тогда и я…

«Хотят ли русские войны?» — нет. Но очень могут.

Я бы, пожалуй, ради такого дела и закурил бы. Трубку мира. С коноплёй взаимопонимания. И угостил бы. Приходите, соседи и соседки, перетрём дела наши скорбные.

«Вдоль потоков, по равнинам,
Шли вожди от всех народов,
Шли Чоктосы и Команчи,
Шли Шошоны и Омоги,
Шли Гуроны и Мэндэны,
Делавэры и Могоки,
Черноногие и Поны,
Оджибвеи и Дакоты —
Шли к горам Большой Равнины,
Пред лицо Владыки Жизни».

Равнина есть — Русская, горы имеются — Дятловы. Осталось стать «Владыкой Жизни». Увы, я не «Гитчи Манито могучий» — на мой зов они не придут, советов моих не послушают.

Нынче мари расселились на обширной территории в Среднем Поволжье: южнее водораздела Ветлуги и Юги и реки Пижмы; севернее Пьяны, верховьев Цивиля; восточнее Унжи, устья Оки; западнее Илети и устья Кильмези.

Племена столетиями жили под тюркским влиянием. Которое происходило долго, но слабо. Сперва — хазарским, потом — булгарским. «Влиятели» ограничились торговлей и созданием нескольких факторий типа Мари-Луговского селища.

Часть мари платила булгарам дань (харадж) — вначале как вассалу-посреднику хазарского кагана. В Х в. булгары и марийцы (ц-р-мис — черемисы) — были подданными кагана Иосифа, правда, первые находились в более привилегированном положении.

Смысла харадж не имел. Взять у лесовиков нечего. И им, по сути, ничего не нужно. Поэтому военные походы бесполезны, то, что называют «дань», на самом деле — обмен подарками. Взаимно экстремально неравноценными.

У удмуртов, например, в эту эпоху половина костных останков хищников на селищах — соболь. Для булгарского купца соболь — о-го-го! Богатство! А для удмурта богатство — раковина каури: можно девушке подарить. А соболь… Бегают тут всякие… Поймали — шкурку сняли.

Подобно англичанам, продававшим ирокезам ружья, булгары продавали марийцам мечи и сабли. В 12 веке булгар с Волги подвинули — у мари длинные клинки кончились, остались наконечники стрел и ножики.

Ситуация изменилась с появлением славян-хлебопашцев на Волге, с их движением вниз по реке. На смену тюркскому влиянию приходит славянское.

Ярослав Мудрый со своим Ярославлем, Мономах, при котором часть местных племён стали данниками (бортничали в пользу государя), Долгорукий, основавший Кострому, Галичь Мерьский, Городец Радилов… В том же году, который считается «основанием Москвы», на Сухоне ростовцы и суздальцы ставят друг против друга два городка — Устюг и Гледен («Глядень»).

Бряхимовский поход Боголюбского — очередной шаг в этой цепи. Обострение соседства. И я — на острие этого процесса. Мне и шишки получать.

В отличие от торговцев и грабителей тюркского и скандинавского происхождения, славянам нужны не шкурки, а земля. И они не боятся леса — они в нём живут. В отличие от булгар или варягов, держащихся только у Волги, русским интересны и другие места. Долгорукий, например, ставит Галич за сотню вёрст от реки.

Ещё резче это станет видно после «Погибели земли Русской»: татарские набеги сделают поселение на Волге опасным, и русские пойдут севернее, по лесам, которые для степняков непроходимы. Выходя на Вятку, на Мангазею… Северный Морской путь — это ж все знают!

Только что — с полвека тому, завершился этногенез марийского народа.

Как узнал? — «Элементарно, Ватсон»: покойников хоронить стали единообразно.

Археологический парадокс: смерть человека удостоверяет факт рождения народа.

В ранних могильниках (V–XI вв.) встречаются ингумация, кремация и кенотафы, в поздних (XII–XIII вв.) — только ингумация.

При трупосожжении покойный сжигался в кремационной яме в стороне от могилы без вещей и одежды. Затем кальцинированные кости складывали в могилы обычных размеров (кучей или рассыпались по дну ямы), помещали одежду, украшения в порядке ношения, по всей могиле или в одной куче с костяками. В кенотафах украшения и вещи заворачивались в одежду, стянутую поясом, сверху прикрывали деревянной или металлической чашей, иногда котлом. С трупоположениями — подстилки из досок, коры дерева или войлока, над погребенным — остатки меховой одежды или луба. Костяки всегда лежат по одному, вытянуто на спине головой на север или северо-запад. В мужских погребениях нередко встречены женские украшения — заупокойные дары.

Тут похоронное разнообразие кончилось — народ начался.