Пристрелочник (СИ)

— Тебя как звать-то, мил человек?

— Самородом кличут. А цто?

По публике прошёлся смешок. Остряки мгновенно сформулировали какие-то вариации по теме «Конька-горбунка», точнее — прототипов и предвестников сказки Ершова. И упомянутых там трёх братьев:

«Средний был гермафродит:

Сам и трахнет, и родит».

Словечки мои ребятишки подбирают несколько иные. Ещё веселее получается. Смысл имени Самород… неоднозначен.

А вот это уже лишнее — пантомимически изображать процесс самозарождения Саморода. Выразительно получается — у паренька явные актёрские способности. Надо к нему присмотреться. То ли — в скоморохи определить, то ли — в спецагенты. Но сейчас… Хватит мужика дразнить. Хватит, я сказал!

— Давай-ка, Самород, малость подумаем. Вообрази: вот сидим мы тут с тобой, разговоры разговариваем, квасок попиваем. Тут, откуда не возьмись, прилетело зае… Мда. Влетают вон в ту дверь… поганые… Кто у нас ныне поганые? А, кипчаки. Ну, мы с тобой — робяты бывалые, не спужалися, не растерялися. Вынули ножики свои острые, да и зарезали наглецов поганских. Вот прям тут. И под стол кинули. Вон, лежат-валяются. Так аль нет? Вообразил? Представил?

* * *

Задача, поставленная Татьяной в её письме к Онегину:

«Вообрази…!»

для большинства людей, особенно из числа мужеского пола, является неразрешимой и чрезмерной. Нет, если уточнить:

«Вообрази: я здесь одна…»

То можно услышать реакцию:

— О? Совсем?! А муж твой где? А когда вернётся? А что на тебе надето?

А если и продолжить:

«Никто меня не понимает,

Рассудок мой изнемогает…»

В ответ раздастся:

— Счас-счас! Полечим-поправим-поймём! Только в «Гастроном» заскочу и сразу уже…

Увы, и я — не Татьяна, и Самород — герой не моего романа. Моё «вообрази» относится к гипотетическому боестолкновению. А с воображалкой здесь… Царство божье представляют легко и во всех подробностях, а вот зарезанных и под стол кинутых степняков…

* * *

Самород крепко ухватил свой нож за рукоятку, ошалело переводил взгляд с меня на ребят у двери.

— Дык… ну… не… да ну тебя! Какие поганые?! Нет же ж никого!

— А ты — вообрази. Типа: а вдруг? У меня, к примеру, сразу возникает вопрос. Вон к тем ребятам у входа. А чего ж вы, добры молодцы, поганых через порог пустили, во дворе не зарезали? Ведь на дворе-то, пожалуй, получше поганых резать, нежели в дому. Ты как думаешь, Самород?

— Эта… ну… воевода всеволжский… Ну! Тама — лучшее! Тама их надо! Цтобы и подойти к балагану не могли! Как увидел — так и режь! Всех их с… нах…!

Коллеги, помните об особенностях проведения умственных экспериментов в среде аборигенов: они с большим трудом представляют себе гипотетическую ситуацию. Но когда представили — начинают вести себя вполне по ней. «Вживаются в образ». Говорят слова, совершают движения… совершенно органически. Самород хоть клинок не вытаскивает. Но и рукоять не отпускает. «Актёрский зажим».

— Видишь, Самород, как всё просто: увидел врага — зарежь его. Ребята мои — парни правильные, режут хорошо. Ты им только покажи. Зачем для этого «покажи» — крепостную стену городить?

— Э… ну… воевода всеволжский… да… Дык сверху же — дальше видать-то! Они со стены глядь! — Вороги! И давай их…

— Согласен. Насчёт «давай их». А стена-то зачем? Залез человек на сосну и глядит. И много дальше, чем со стены.

Самород уже успокоился. Ему было стыдно, что он запереживался попусту, из-за — «вообрази». Неуверенно и несколько озлоблено посматривал на меня, на насмешливые, преимущественно молодые, безбородые лица вокруг. Но и остальным тоже надо напомнить. А то, может, и позабыли, чего хорошенького мы устроили в Рябиновской вотчине:

— На Угре мы поставили наблюдательные вышки вдоль реки. И просматривали вотчину насквозь. Ни один прохожий-проезжий без нашего ведома пройти не мог. На вышках люди два дела делали: на реку смотрели и сигналы передавали. И здесь сделаем также. Пользу эту вы вчера видели. Когда мурома поганая по Оке бежала.

Вспомнили? Как мы за два часа уже о врагах всё… ну — основное. Уже знали. И имели время подготовится.

— Фриц, это — первейшее. Дерева для опор выбирать — нынче. Ставить будем… высотой в сорок сажень. С них на двадцать вёрст видать. В эту сторону, по горам. На ту, на Заволжье да Заочье — вёрст за сорок. Первую — здесь, вторую — на самом верху Дятловых гор, третью — ниже островов на Волге. После — так и пойдём. Через двадцать вёрст — вышка. Но — с учётом местности.

Ну что ты так на меня глядишь, детка? Да не знал я — где мы вышки свои поставим! Вот, три первых места указал, а дальше — они сами. Никто в мире в тот день не знал. Оно — росло. Само. По своей логике, по нашей общей нужде.