Отстав на пару шагов, след в след скачет приметный белый конь. Сбивается с галопа от возникшего перед ним препятствия, останавливается, понукаемый всадником, объезжает.
Когда Гапа называла знакомых, разглядывая их в подзорную трубу, я коня приметил. Так-то на лицо с такой дистанции… по-китайски: «красноволосые мерзкие демоны». Здесь — бородатые. Одежда, упряжь… у всех разная. Настолько, что я не понимаю, на что смотреть, что считать индивидуальным отличительным признаком. А вот чисто белый конь в отряде один. Под Жиздором.
Белый конёк скачет как-то… неправильно. Неровно, боком, рывками.
У Пьера Безухова так кобыла под Бородино скакала, ранили её. А Пьер и не заметил.
Жиздор — не граф с паркета. Спрыгивает с коня в сторону.
Конь тут же валится. А князь, потеряв в прыжке шапку, посвечивая залысинами, подметая полами длинной шубы снег, царапая его ножнами меча, пытается преодолеть последний десяток шагов до спасительного хмыжника.
Сивка в три прыжка оказывается между ним и его целью.
А моя цель — вот. Ну, хоть рассмотрю.
Так вот ты какой, Великий Князь Киевский, светоч и предтеча. Сорок пять, крепкий, коренастый, невысокий. Чуть лысеющий, полноватый. Типичный. Исторически важный. Это твоего сына, успевшего как-то, в ходе очередной русской усобицы, на несколько лет объединить Волынь и Галич, будут называть «Основателем Украины».
Повелитель Земли Русской. Защитник Руси Святой от поганых. Вздорный обманщик, лжец, изменник. Храбрый патриот, умелый полководец, добрый правитель. Любимец народа, «чёрных клобуков», русских князей. Всеми ими преданный. Это ж надо так исхитриться, чтобы всего за полтора года провести множество людей от любви к себе до ненависти.
Как известно, глория того… мунди. Твоя уже… отмундила. Остался последний шаг.
Два: между мной и тобой — два шага.
Спрыгиваю с коня, тяну палаш из ножен, Жиздор цапает эфес своего меча, дёргает.
Выдернул, но покачнулся в глубоком снегу, наступил на полу шубы, падая на спину на лету развернулся, упал на четвереньки, ткнулся в снег лицом и руками по локоть.
Я сделал эти два шага… Виноват — три, до его плеч. Посмотрел, как он пыхтя и негромко ругаясь, пытается выковырнуться из снега, из вставшего колом широкого бобрового воротника шубы. Поднял двумя руками свой палаш вверх. Ну, туда, где «мировая энергия ци» и прочая хрень. И, без всяких уколов, резов, проворотов, проносов… Некрасиво, по-мужичьи, приседая, как кольщик дров, рубанул по этому… воротнику.
Жиздор хрюкнул и снова воткнулся лицом в снег.
Лежит.
И чего? — И ничего.
Блин.
Вытянул как нельзя — на себя, потягом, палаш. Выпрямился.
Ну и…?
Факеншит. Не понял я.
Правая рука его по-прежнему сжимает рукоять вытащенного меча. Наступил ногой на меч. На всякий случай…
Он чего-нибудь скажет? Ну, как-то… идентифицирует… чего с ним случилось?
Осторожно нагнулся, не сводя глаз с прикрытой высоким воротником головы с залысинами, ухватил за рукав с мечом, потянул вверх. Меч выпал.
Рванул, откинул его на спину.
Тело отвалилось. Брюхом кверху. Вместе с недорубленным до конца воротником.
Блеснула поддетая под шубу кольчуга.
А голова — осталась.
Лежать. Лицом в снег.
Из открывшихся кровеносных сосудов обезглавленного тела ударил фонтан крови. На полметра примерно.
Красной. Быстро чернеющей. Горячей. От неё шёл пар.
Поток падал на снег, и снег стремительно оседал. Как сахар в кипятке. Или как сугроб под струйкой мочи.
Выглядело это как… как раздробленная кость в открытой ране. Белые кристаллики снега в чёрной оседающей крови.
Фонтан ослаб. Потом снова толчком выплюнул очередную порцию. Потом ещё пара толчков все слабее. Потом…
«Вода привольно полилась мирно журча».
Только — не вода. Очень даже «не».