Присутствие необычайного

— Ты все-таки порядочный попугай. Да, лично для соя? Чего ты хочешь? — сказала она с ударением на «ты».

— Наверно, того же, что и для всех…

— Ну, это ясно… А — для себя, для себя одного?..

«В самом деле: чего — для себя? — мысленно спросил Александр. — Работать по высшему разряду? Хочу, конечно. Стать знаменитым, стать директором, министром? Не против, конечно. Заиметь свою семью с такой вот, как эта Лариска, женой, с детишками? — Он засмеялся про себя. — И чтоб они звали меня «папочкой»… Умора! А ведь — маловато, — Александр удивился. — Что же еще?..» Он все молчал, раздумывая.

— Ну! — поторопила его Лариса.

— Хочу, чтоб не было обиженных, — выпалил Александр.

— Для себя это хочешь?

— И для себя…

— Словом, не проходите мимо, — сказала она.

— Ты все сама отлично понимаешь.

— А если не проходить мимо, то будешь поминутно останавливаться, умник. — Лариса открыто издевалась над ним.

И Александр почувствовал себя уязвленным.

— Чепуху ты говоришь… Ну и буду останавливаться, раз надо, — большое дело.

— Все ж из таких, как ты, получаются святые, — сказала Лариса. — А по существу ты мне не ответил: что надо тебе самому?

И, как бы желая отвести от себя ее подозрение в святости, оправдаться, он заговорил:

— Определенно планировать я пока не могу, мне надо еще послужить в армии, — принялся излагать он: — В будущем году, может, в этом, наверно, пойду… Ну, а вернусь — буду, наверно, учиться дальше. Наверно, и в армии я смогу готовиться.. Если говорить честно, то меня тянет к общественным наукам. Но может быть, все-таки я останусь на заводе… Можно же и самообразованием заниматься…

Ветер дул сейчас не переставая, с крепнущей силой. Травка отчаянно трепетала, серебряно взблескивая будто по всему лужку была рассыпана мелкая скачущая рыбешка. Лариса приглаживала руками спутанные волосы; буйствовал светло-рыжий костерик на непокрытой голове Хлебникова.

Они заторопились к остановке трамвая — недалеко была конечная остановка. На западе полнеба охватила сизо-грязноватая, тяжелая туча; солнце село в нее, и свет вечера приобрел тревожный багровый оттенок словно бы задымленного пожара. По рельсовому кругу с секущим лязгом шел трамвайный вагон, а с проводов треща срывались рои острых, блещущих звезд.

Александр и Лариса в трамвае, стоя на задней площадке, почти не разговаривали: он испытывал непривычное для него чувство некоего своего поражения, тщетно силясь понять, в чем оно, откуда? Лариса изредка на него поглядывала, занятая какими-то своими мыслями.

Хлебников сошел первый — он решил навестить названую сестрицу Людочку, дочку Катерины.

— Готовься, на бюро встретимся, — сказал он Ларисе прощаясь. — Будет бой.

Она сверху, с площадки, держась обеими руками за поручни, крикнула ему вдогонку:

— Спасибо, Саша! — Она улыбнулась из своего синеватого тумана.

Александр соскочил с подножки и шел рядом с двинувшимся вагоном.

— Да за что спасибо? — крикнул он.

Она что-то ответила, но в звоне и лязге набиравшего скорость трамвая он не расслышал.

ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА

1

Беда в семействе Сутеевых главной своей тяжестью обрушилась на Катерину. Ее судили, и она была признана виновной в мошенничестве и присвоении государственного имущества. Такое могло показаться неправдоподобным всем, кто ее близко знал, хотя и не противоречило фактам. Но при этом в первопричине она была виновной лишь в безоглядной любви. Ныне она отбывала положенный ей по приговору срок в исправительно-трудовой колонии.

На суде Катерина держалась с неожиданной бойкостью, даже как бы чему-то радуясь и не видя в своем преступлении ничего дурного. Это произвело, разумеется, нехорошее впечатление, но именно так, с тем особым чувством тайного удовлетворения, какое испытывает любящая душа, держала она ответ за свою нехитрую уголовщину. На сторонний взгляд это выглядело почти циничным. И Катерину приговорили к довольно суровому наказанию, близкому к предельному по статье обвинительного заключения. А назначенный ей адвокат не обжаловал приговора.