Присутствие необычайного

Ираклий никогда раньше не видел ее — самое главное, самое прекрасное, самое правдивое до этой минуты существо на свете — такой вот униженной. Его потрясло, что у матери была и другая, тайная жизнь, в которой она любила кого-то еще, кроме него — сына, кроме Наташки, кроме их отца. Конечно же, он не поверил ни одному ее слову о звонивших родственниках — мать говорила со своим любовником… У нее оказался любовник! Это было, как внезапная тяжелая болезнь, как землетрясение — любовник! — так назывались в романах мужчины, с которыми неверные жены изменяли мужьям; во дворе, на улице, в рассказах товарищей такие жены назывались иначе — позорно. И, повинуясь смутному чувству, Ираклий безотчетно, неожиданно для себя самого сделал вид, что не слышал телефонного разговора матери.

— У нас не было сегодня математики. Я просто счастлив, — пробормотал он. — И экскурсию отменили.

— Вот почему ты пришел так рано? — робко отозвалась Мариам.

— Да. Заболел наш математик, Борис Петрович.

— Он заболел, а ты счастлив. Это нехорошо, — тихо сказала Мариам.

— У меня зато будет время поднажать на алгебру, — сказал Ираклий. — Весь наш класс вздохнул с облегчением.

— Какие вы, однако… — начала Мариам и замялась, не без стеснения входя в свою обычную в доме роль наставницы.

— Испорченные, да? — Ираклий заставил себя улыбнуться матери. — Нам все твердят это каждый день… А за Бориса Петровича не беспокойся, он ведь из моржей, зимой купается в проруби. Странно даже, как он ухитрился заболеть.

И, силясь выглядеть совсем беззаботным, Ираклий пошел к себе.

В комнатке, предоставленной ему и Наташке, он швырнул портфель с учебниками на рабочий стол, сел и огляделся. Все вокруг было таким же, как всегда, и все неуловимо изменилось. В уголке, принадлежавшем Наташке, царила идеальная домовитость — уж такая она была замечательная хозяйка: разноцветные салфеточки и бантики украшали ее владения, куклы рядышком, чинно сидели на коврике перед столиком, уставленным лилипутской посудой. Иную картину являла территория Ираклия: повсюду валялись книги, из-под косо свисавшего с кровати до пола смятого пледа высовывались старенькие кеды, в углу на полу стоял глобус: миновало время, когда Ираклий мечтал о далеких путешествиях… Но и этот домашний, милый ему беспорядок не успокоил, не утешил его. Словно тень наплывшей тучи покрывала теперь их с Наташкой мирок.

Так вот чем объяснялись частые в последнее время размолвки родителей, уныние отца: тот что-то, видно, подозревал уже, подозревал и ничего не в силах был изменить, поправить… О том, что такое ревность, супружеское достоинство, измена в любви, Ираклий имел еще смутное, книжное представление. И хотя в школе хорошенькие девочки, особенно одна, из параллельного класса — звали ее Людмилой, тревожили его воображение, с Людмилой он даже целовался, он лишь обиделся, когда ее стал провожать домой другой мальчик. Но он прочитал уже и «Мадам Бовари» и «Анну Каренину», и чем-то подобным душевному недугу, поражавшему взрослых людей, представлялась ему эта темная страсть, неумолимо приводившая к гибели. Вместе с тем острой обидой за отца Ираклий даже рассердился на него: почему же он допустил такое?! — позволил обмануть себя, не уберег от беды их всех. И в не меньшей мере Ираклий испытывал обиду за мать, она будто чего-то боялась, разговаривая со своим любовником — какое мерзкое слово! — и то чересчур радовалась, как девчонка, то молила его, как виноватая… Надо было что-то немедленно делать — эта мысль полностью завладела Ираклием, надо было спасать и мать, и отца, и Наташку, маленькому раю которой тоже грозило крушение.

Все опасения и весь гнев Ираклия сосредоточились теперь на человеке, посягнувшем на благополучие дорогих ему людей. Но кто он был — этот их общий враг, где его искать?

Появилась Наташка и долго болтала о своих делах, о школьном хоре, в котором пела. Потом по звукам шагов за дверями Ираклий узнал, что вернулся с работы отец и прошел на кухню к матери, — он каждый раз неизменно спешил к ней; потом шумела вода в ванной — он умывался, а потом мать позвала детей обедать. И Ираклий внутренне приготовился к тому, что увидит их сейчас, отца и мать, вместе — он собрался с духом…

Обед проходил молчаливо, только Наташка непрерывно трещала. Отец с осторожностью, словно бы с невысказанной просьбой поглядывал на мать; она заметно нервничала — Ираклий напряженно наблюдал все то, что раньше оставалось за кругом его внимания, — отвечала отцу как бы с закрытым взглядом. После того как все поднялись из-за стола и она принялась убирать посуду, а отец стал торопливо ей помогать, Ираклий заметил, что ее глаза на склоненном лице на миг затуманились — может быть, налились слезами. И в его голове отчетливо прошло: «Надо найти того человека… Найти и убить». От этой мысли его обдало холодом — он испугался сам себя. А пока что… пока что жизнь шла как обычно, без каких-либо существенных перемен: каждый был занят своим делом.

2