Присвоенная

— К какому времени я завтра должна быть готова? — может этот деловой вопрос отвлечет его от моего чрезмерного энтузиазма, подумалось мне.

— Было бы неплохо к шести, — покачал он головой, улыбаясь, и добавил саркастически: — Как я понимаю, большую любительницу оперы не интересует, что за премьера?

Он видел меня насквозь. Я засмеялась.

— Ни капельки!..

И вот на следующий вечер я, буквально подпрыгивая от радостного возбуждения, была готова в рекордно короткий для женщины срок. Кристоф же, напротив, был необыкновенно мрачен, будто не он сам предложил эту поездку, и только встречая мой сияющий взгляд, немного светлел лицом.

Я терялась в догадках, что могло послужить причиной такого настроения, но решила получить удовольствие от поездки во что бы то ни стало и села в машину, улыбаясь.

Нет, я не обольщалась. Даже правительство крупной страны не сопровождало бы такое количество охраны, как нас — окруженная со всех сторон двойным кордоном, наша машина заняла всю дорогу, блокировав движение намертво. Сверху летели вертолеты.

«Сумасшедший!», — ругалась я про себя.

Взяв меня за руку, помогая сесть в машину, Кристоф больше не отпускал ее ни на секунду. Чем дальше мы ехали, тем мрачнее он становился, сильнее сжимая мои пальцы в ответ на свои тревожные мысли. Я уже собиралась спросить его, что случилось, как внезапно, сильно нахмурившись, он так больно сдавил мою руку, что я взмолилась:

— Кристоф, отпусти меня!

Он обратил ко мне лицо, и его взгляд стал чернее ночи. Я почувствовала, как треснула кость в указательном пальце.

— Отпусти, мне больно! Пале-ец… — я уже почти плакала.

Непонимающе он перевел взгляд на мои бедные побелевшие пальцы, резко выдохнул и …разжал свою стальную хватку. Боль тут же ушла, и я задышала облегченно, проверяя, что сломано. Но, казалось, рука была в порядке.

— Я не хотел, — прикрыв глаза, глухо сказал, Кристоф. — Извини, пожалуйста, я не хотел… я не хотел…

Осторожно, будто хрупкий цветок, он взял мою кисть и …поцеловал. Поцеловал снова и приложил к своей прохладной щеке, замерев с закрытыми глазами. Я увидела, как дрожат его пальцы.

И в тот же миг я поняла, что было причиной этого состояния — он боялся меня потерять. Выпустив из своей надежной клетки прогуляться, окружив цепными псами-охранниками, держа лично за руку, он все равно боялся. Ведь однажды я уже смогла убежать.

Я ни на минуту не забывала о том, что он удерживал меня силой, как не забывала и все его ужасные поступки, но, несмотря ни на что, в тот день мое сердце приоткрылось для него.

Осознав, чего стоила ему моя увеселительная поездка, мне захотелось снять хоть часть этого огромного груза тревоги, и я произнесла:

— Кристоф, — и, поймав его взгляд, положила другую руку ему на грудь, — я не буду убегать от тебя …в ближайшее время, — и я улыбнулась, извиняясь, что не могу сказать «никогда», — Сегодня ты можешь быть спокоен — даю тебе слово.

Он смотрел на меня, и сумрак в его изумрудных глазах постепенно рассеивался, …уступая место огню, разгоравшемуся с каждым вдохом. Неожиданно я почувствовала, что держу руку на его груди слишком долго, и что он прижимает мои пальцы к своему лицу слишком сильно…

«О нет», — подумала я в смятении, — «я не готова к этому…», — и добавила, удивляя саму себя: «…пока».

Ощущая, как пылает мое лицо и колотится сердце, я с трудом отвела взгляд и, посмотрев в окно, проговорила неестественно оживленным голосом:

— О, мы уже приехали! — и положила свободную руку на сидение рядом, пытаясь потихоньку вытащить и другую.

Но Кристоф продолжал удерживать меня, заставляя снова поднять глаза на него. И только тогда, еще раз нежно поцеловав мои пострадавшие пальцы, он сказал:

— Спасибо, Диана, …и за обещание спасибо тоже.

Но руку так и не отпустил.

** ** **

В моей памяти остался огромный зал, благородно поблескивавший тусклым золотом в приглушенном свете старого хрусталя. Сдержанный говор публики и «разминка» оркестра, переплетаясь, образовывали особый звуковой фон, услышав который, каждый вспоминает свое первое посещение оперы. Удивительно, но сейчас я не могла понять, почему в юности не нашла своеобразной прелести в этом месте.

Впечатление не портила даже толпа охранников, бессмысленно предотвращавших мой и без того невозможный побег — казалось, что большинство находившихся в опере имели стандартно крепкие фигуры. И не были людьми.

Приглядевшись, я была поражена тем, насколько точно восприняла все с первого взгляда. Действительно, среди публики людей не было. Кроме меня.

Из нашей королевской ложи (ну где же еще мог сидеть всемогущий Кристоф со «своей прекрасной спутницей»?) я удивленно разглядывала наполненный зал, размышляя, что за событие сумело собрать их всех вместе. От меня не могли укрыться знаки внимания и попытки заговорить с Кристофом. Он же вел себя с присутствующими подобно избалованному принцу: милостиво отвечал считанным единицам и полностью игнорировал всех остальных. Я с затаенным тщеславием отметила, что мне он, напротив, постоянно улыбался и демонстративно уделял внимание.