Присвоенная

Но я не могла найти слов, чтобы объяснить самому родному человеку, как я близка к ненависти, что я уже ненавижу ее за равнодушие, за нелюбовь и за пустые холодные фразы.

Я была еще очень слаба после вчерашнего — Кристоф приходил снова. Вместо облегчения, каждый последующий вдох усиливал муку внутри меня, и вскоре я сползла по стене на пол, рыдая. На какой-то миг показалось, что руки матери потянулись ко мне для утешения, но она просто вышла, оставляя мое сотрясающееся от боли тело и душу в одиночестве.

С каждым днем мне становилось все тяжелее жить дома. Да и было ли это место моим домом? Дом — это что-то теплое, светлое, полное любви. Нет, это не был мой дом. Как и эти люди не были моей семьей.

Мне невыносимо было находиться рядом с ними, и я искала любой повод, чтобы сбежать. Я цеплялась за любую компанию, шатавшуюся за полночь. Если не находилось такой, то бродила по городу до утра сама.

Странно, почему не нашлось на мою непутевую голову приключений, ставших бы последними. Я, нетрезвая, часто бывала одна ночью в совершенно безумных местах.

Подобный образ жизни не мог пройти бесследно. Я стала значительно хуже учиться. С моими новыми «друзьями» попробовала крепкий алкоголь, стала покуривать, и не только обычные сигареты. В семнадцать лет впервые познала близость — не вполне трезвая и не совсем по своему желанию. Это было паршиво! Но даже после этого, вытирая бесполезные слезы, даже тогда я знала, что в моей жизни есть кое-что еще более скверное.

Дома, конечно, пытались меня образумить. Но что они могли сделать? Накричать? К крику и изоляции я привыкла. Выгнать меня из дома? Я там и так уже почти не жила. Избить? С болью у меня были такие давние отношения, что им бы, пожалуй, пришлось меня убить, чтобы произвести впечатление. Наверное, единственное, что могло бы меня по-настоящему испугать, это если бы Кристоф стал приходит три раза в году вместо двух.

И все это время чувство того, что за мной постоянно наблюдают, не оставляло меня. Более того, это ощущение крепло, превращаясь в назойливый зуд в затылке. Вскоре у меня появилась возможность в этом убедиться.

** ** **

Наступил момент, которого так ждет каждый на пороге взрослой жизни — выпускной. Мне так хотелось верить, что я уподоблюсь моим друзьям — обычным людям, и почувствую счастье в этот день.

Валера, парень, с которым я только начала встречаться, жаждал провести ночь после выпускного вместе со мной. И я была не против. Мне было до боли необходимо, чтобы рядом был человек, которому я, если не дорога, …то хотя бы небезразлична.

Я весь вечер ждала, что появятся мои родные. Хоть на минуту, хоть одна улыбка — на это у меня сегодня было право. Разглядывая обширный зал нашего роскошного лицея, я не понимала — или же, наоборот, понимала слишком хорошо — почему мне так горько.

— Ждешь сегодняшнего вечера? — жарко прошептал мне на ухо Валера и притянул к себе поближе. Он говорил еще что-то, посмеиваясь, но я не обращала на это внимания, а продолжала прочесывать взглядом толпу нарядных выпускников, их гордых и довольных родителей и гостей в поисках хотя бы одного знакомого лица.

И я нашла то, что искала.

В дальнем углу, скрытый от посторонних взглядов, стоял Кристоф и невозмутимо смотрел на меня. Страх разлился под кожей. Неожиданно все цвета стали режуще-яркими, звуки оглушающе-громкими, будто кто-то переключил весь мир на другую волну. И в этот момент я ясно услышала пошлости, что шептал мне на ухо самоуверенный ухажер. Кристоф криво ухмыльнулся, не оставляя сомнений — он слышал все. Стыд обжег меня, и я вывернулась из-под руки Валеры.

— Эй, ты чего?

— Ничего, — пробормотала я. — Голова болит.

— О, я знаю чудесное средство от головной боли, — произнес парень, принимая все за игру.

— Я тоже знаю — поспать хорошенько, и желательно, в одиночестве, — бросила я раздраженно.

Валера хмыкнул, это средство точно пришлось ему не по вкусу.

Отвернувшись, я набрала номер матери и спросила, где она. Сонный голос стал объяснять, что у Наташи сегодня праздник — мужа повысили, и они всей семьей празднуют. Очередная ложь.

— А я кто, не семья? Кто я, мама? — мне ответили равнодушные гудки. — Ты даже не заметишь моего исчезновения…

Забыв про сумочку и не обращая внимания на косые взгляды, я метнулась на улицу. Было тепло, как и должно быть в конце мая. Но меня била крупная дрожь, мое легкое шелковое платье тряслось вместе со мной. Каблуки нервно стучали по дороге.

— Стой! — услышала я голос. Это был Валера. — Диана, погоди!

Он подошел ближе, протягивая мою сумку, и в его взгляде явно читалось — все ли в порядке у нее с головой?.. А было ли с моей головой все в порядке? Думаю, что нет… Мои эмоции раскачивались, как огромные неудержимые качели, и мне стоило неимоверных усилий уклоняться от них, чтоб не оказаться сбитой с ног…