Притча

— Комбле, — сказал незнакомец.

— Я тоже был там, — сказал Взломщик.

— У вас какая-то беда? — спросил незнакомец.

— С чего ты взял? — сказал Взломщик.

— Слушай, приятель, — заговорил незнакомец. — Может, когда вы уезжали из Парижа, у вас и было секретное предписание, но после того, как ваш сержант днем вышел из вагона, уже никакого секрета не существует. Он что, вроде проповедника-реформата, какие, говорят, есть в Англии и Америке? Был прямо-таки вне себя. Ему вроде было наплевать, что вы напились. Похоже, его беспокоило, как вы раздобыли двенадцать бутылок.

— Днем? — сказал Взломщик. — Значит, еще сегодня. Где мы?

— В Сен-Мишеле. Ночь вы простоите здесь, ваш вагон должны обить черным крепом, чтобы он походил на катафалк. Завтра утром специальный поезд подцепит вас и отвезет в Париж. Так в чем дело? Случилось что-нибудь?

Взломщик неожиданно шагнул от стойки.

— Иди сюда, — сказал он.

Незнакомец последовал за ним. Они чуть отошли от других к углу стойки и задней стены. Взломщик кратко, но обстоятельно рассказал обо всем, незнакомец спокойно слушал.

— Вам нужно взять другой труп, — сказал он.

— Ты подскажешь, где?

— Почему бы нет? У меня на поле лежит один. Я наткнулся на него, как только начал пахать. Сообщил о нем, но пока никто не приезжал. У меня здесь телега с лошадью; путь в оба конца займет часа четыре.

Они поглядели друг на друга.

— У вас впереди целая ночь — пока что.

— Ладно, — сказал Взломщик. — Сколько?

— Скажи свою цену. Тебе лучше знать, какая у вас в нем нужда.

— У нас нет денег.

— Ты разбиваешь мне сердце, — сказал незнакомец.

Они поглядели друг на друга. Не отводя взгляда, Взломщик чуть повысил голос:

— Мораш.

Мораш подошел.

— Часы, — сказал Взломщик.

— Какой ты прыткий, — сказал Мораш.

Это были швейцарские часы в золотом корпусе, он давно мечтал о таких, и однажды ночью, отделясь от группы, посланной отыскать живого, пусть даже умирающего, но способного говорить немца, наконец обнаружил эти на руке раненого немецкого офицера, лежащего в снарядной воронке. Он бросился в воронку перед самой вспышкой ракеты и в мертвенном свете магния увидел сперва заблестевшие часы, а потом человека — полковника, очевидно, раненного в позвоночник, так как он, казалось, был парализован, в полном сознании и даже не очень страдал от раны; это был бы прекрасный «язык», если бы не часы. И Мораш прикончил его ножом (выстрелом он мог бы навлечь на себя настоящий артобстрел), снял часы и лежал у своей проволоки, пока его группа не возвратилась (с пустыми руками) и не нашла его. Однако на другой день он, казалось, не решался надеть часы, даже взглянуть на них, пока не вспомнил, что лицо его в этот миг находилось в тени, и немец не смог бы определить, был это негр или белый, тем более опознать его; к тому же немца уже не было в живых.

— Какой ты прыткий, — сказал он. — Подожди.

— Все ясно, — сказал Взломщик. — Жди в вагоне, пока не придут за тем ящиком. Не знаю, что с тобой сделают тогда, но знаю, что сделают, если ты сбежишь, потому что это будет дезертирство.

Он протянул руку.

— Давай их сюда.

Мораш расстегнул ремешок и отдал часы Взломщику.

— Возьми уж и хоть немного коньяка, — сказал он. Незнакомец потянулся к часам.

— Нет, смотри оттуда, — сказал Взломщик, держа часы на открытой ладони.

— Само собой, я дам на коньяк, — сказал незнакомец. Взломщик сжал руку и опустил ее.

— Сколько?

— Пятьдесят франков, — сказал незнакомец.

— Двести, — сказал Взломщик.

— Сто.

— Двести.

— Давай часы, — сказал незнакомец.

— Давай телегу, — ответил Взломщик.

Проездили они чуть больше четырех часов («Все равно вам придется ждать, пока они не обтянут вагон крепом и не уйдут», — сказал незнакомец), их было четверо («Еще двоих — и хватит, — сказал незнакомец. — Мы подъедем прямо к месту»). Взломщик и незнакомец сидели на сиденье, Мораш и еще один позади них в кузове, путь их лежал к северо-востоку от города по темной проселочной дороге, лошадь сама, без поводьев, свернула на нее, понимая, что возвращается домой, в потемках мерная рысь неторопливой лошади, стук и дребезжание телеги представлялись шумом и тряской, а не движением, поэтому казалось, что придорожные деревья, словно бы возникающие из темноты, проплывают мимо них на фоне неба. Но телега двигалась, хотя и казалось (Взломщику) целую вечность, внезапно деревья вдоль дороги превратились в беспорядочно торчащие столбы, и лошадь, по-прежнему без поводьев, резко свернула влево.

— Сектор обстрела? — спросил Взломщик.

— Угу, — сказал незнакомец. — Американцы устроили в сентябре. Там вон, — указал он, — Вьенн-ла-Пуссель. Били по нему. Досталось городку. Теперь уж недалеко.

Но было не так уж близко, однако в конце концов они добрались до места — к неосвещенной ферме с темным двором. Незнакомец остановил лошадь и отдал Взломщику поводья.