Притчи приемного покоя

План сработал идеально – в третьем часу стало ясно, что дежурной смене нужно срочно искать замену, а это дело непростое, потому что одни медсестры утром сдали смену, другим ее завтра принимать, а третьи-четвертые уже уехали «консервировать» дачи на зиму или вот-вот поедут (день был пятничный). Старшая медсестра Раиса Фаридовна попыталась было обратиться за помощью к главной медсестре, но та ответила своим обычным: «разбирайся сама, но смотри, чтобы все было в порядке». Нецензурно выругавшись по-русски и по-татарски, Раиса Фаридовна взяла телефон, чтобы сообщить домашним о своем внеплановом дежурстве, но в этот момент в ее кабинет вошла Аллочка и выразила готовность закрыть брешь в графике своим хрупким телом.

– Справишься ли одна? – усомнилась Раиса Фаридовна.

– Справлюсь! – заверила сознательная медсестра.

До половины одиннадцатого Аллочка рысью носилась по отделению, ублажая пациентов успокаивающими таблетками и обезболивающими укольчиками. В колледже учили, что тот, кто хорошо поработал вечером, хорошо спит ночью, потому что его не дергают каждые пять минут. Убедившись, что в отделении воцарился покой, Аллочка наскоро приняла душ, надела соблазнительное кружевное белье и направилась в ординаторскую. Состояние ее было взвинчено-истерическим, как и у любого человека, который пошел ва-банк.

Войдя в ординаторскую, Аллочка заперла за собой дверь на ключ, рывком стянула с себя форменную рубашку, подошла к сидевшему на диване Иванову, уселась к нему на колени, обняла обеими руками за шею и поцеловала в губы. Поцелуй получился страстным и затяжным. Иванов сразу же ответил на него…

Необходимость действовать бесшумно придавала любовным утехам особую пикантность. Аллочка ожидала чего-то необыкновенного, но реальность превзошла ее чаяния на порядок. В первые минуты немного сковывало сознание того, что в любой момент им могут помешать, но оно быстро улетучилось.

– Это все серьезно? – спросил любимый, когда они в обнимку отдыхали на многострадальном диване.

– Серьезнее не бывает! – ответила Аллочка, упивавшаяся своей победой, своим счастьем и бабочками, энергично порхавшими где-то там в животе.

Отец-рыболов учил, что с подсечкой торопиться не следует – дергать удочку можно лишь при полной уверенности в том, что рыба заглотила наживку. К рыбалке Аллочка так и не прониклась, но науку запомнила и потому не торопила Никиту с разводом. Терпение – мать успеха, а расчет его отец. Мужчина должен созреть для развода, подобно набирающему спелость яблоку. К тому же у любимого были свои благородные резоны – не хотелось оставлять ребенка, недавно потерявшего отца, без мужской опеки.

– Дениска ко мне привязался, и я чувствую себя ответственным за него, – не раз повторял любимый. – Вот когда он вырастет…

До этого «когда» было около десяти лет, потому что Дениска ходил во второй класс. С одной стороны – целая вечность, а с другой – одно мгновение, поскольку «счастливые часов не наблюдают», в этом отношении грибоедов был абсолютно прав. «Главное – это наша любовь, – убеждала себя Аллочка. – Важно не то, с кем Он живет, а то, кого Он любит».

Мир, как известно, не без добрых людей. Кто-то (эх, знать бы, кто именно) сообщил Гоше, что у его жены сложился стойкий служебный роман с доктором Ивановым. Гоша пал настолько низко, что попытался подловить Аллочку с поличным вместо того, чтобы прямо спросить у нее, правда это или нет… Дело закончилось разводом, который Аллочка феерически отметила с любимым. Впервые в жизни ей не нужно было торопиться домой и уничтожать следы недавного соития. Свобода – это рай, сколько бы там ни причитала бы мама, которую развод ранил гораздо сильнее, чем Аллочку.

Никита развелся с выдрой вскоре после того, как Дениска поступил в Третий мед.[20] Аллочка больше года ждала предложения, но так его и не получила. Любимый считал, что хватит с него двух свадебных маршей Мендельсона, третьим будет похоронный.[21] И вообще совместная жизнь притупляет чувства, а для того, чтобы этого избежать, надо встречаться по выходным, а серые будни проводить порознь. В чем-то он был прав, поскольку каждого пятничного вечера Аллочка ждала, как волшебного праздника, но в определенной мере такая позиция угнетала, поскольку не предполагала полного единства душ и общего счастья. Нет-нет, а закрадывались в душу сомнения относительно верности любимого, но Аллочка решительно гнала их прочь – если начать заниматься самоедством, то ничем хорошим это не закончится. Никита ее любит, она это ощущает каждой клеточкой своего тела и каждой стрункой своей души, а все прочее неважно, незначительно и несущественно.