– Ты, парень, сразу видно, не из Киева, а потому будь осторожен возле Днепра. Река наша не только своенравная и бурная, но еще и, уж поверь мне, таинственная. А что значит – таинственная? Да то, что есть у Днепра много тайн. И порою случается так, что человек тот или иной по неосторожности своей или же просто по глупости вдруг тайне какой из днепровских вод сопричастен окажется, так тут и пиши пропало: был человек и нет человека.
– А что же за тайны такие? – не столько из любопытства, сколько чтобы поддержать беседу спросил Петро.
– Тайн много, – отвечал лодочник. – Вот скажи на милость, доводилось ли тебе видеть русалок?
– Нет, не доводилось, – признался кузнец, который и правда ничего такого таинственного в жизни не встречал. Только, может, какую историю про домового от бабушки в детстве слышал.
– Вот так и знал, – продолжил лодочник, – что не доводилось. А между тем, – лодочник вдруг перешел на шепот, хотя лодка уже миновала все страшные водовороты и даже приближалась по мелководью к берегу. – А между тем в здешних волнах русалок этих…
Тут лодка уткнулась носом в песчаный бережок и лодочник прервал свою речь. Петро вылез, подхватил мешок и поблагодарил лодочника – поблагодарил не только словом, но и, как и было положено испокон веку на наших переправах, дав перевозчику еще пару монет как бы сверх того, что было дано еще на том берегу. Лодочник оценил знание местных обычаев этим странником, и потому, вероятно, счел нужным предупредить юношу:
– Так что, парень, ты смотри… У воды-то будь осторожней. Русалки они ведь что, они ведь народ такой – ох и хитрющий, скажу я тебе. Как заманят в воду, так и пиши пропало. Ну, парень, будь здоров. Даст Бог, на обратном пути свидимся. Коли что, так ищи меня здесь. Парень ты, я вижу, хороший, так что за полцены отвезу тебя обратно.
Кузнец поклонился лодочнику и пошел по крутой тропинке, ведущей от берега Днепра на холм. С этого холма, озаряемая вечерними лучами солнца, смотрела на Петро сама Киево-Печерская Лавра, которую юноша прежде видел только на картинках в доме у священника, у которого Петро в детстве обучался грамоте.
Дело между тем шло к ночи, и Петро, добравшись до самых монастырских ворот, решил искать ночлег. Кузнец постучал в ворота, те почти сразу отворились, и молодой монах, выслушав юношу, отвел его в специальный домик для паломников. Там Петро сразу же уснул, а когда проснулся, то день уже вступал в свои права, заявляя о себе отраженным в днепровских водах утренним солнцем. Позавтракав тем, что снарядила ему в дорогу добрая матушка, Петро вышел к собору, где уже начиналась утренняя служба. Истово молился кузнец, ибо знал, чего просить у Господа и у святых его. А по окончании службы запасся свечами и пошел в глубь пещер – пошел на поклонение мощам, коими славна была Лавра Киево-Печерская. До самого обеда ходил Петро по темным коридорам пещер, что именуются ближними, ходил до тех пор, пока не сгорели все свечи, которыми он запасся. Умиротворенный, успокоенный выбрался кузнец наружу, полюбовался еще раз на главный собор, на колокольню, на надвратную церковь, которая отчего-то больше всего юноше нравилась. Вновь немного перекусил, вновь запасся свечами и пошел к пещерам другим – к тем, которые в Лавре называют дальними пещерами. И по ним ходил Петро, пока не сгорели все свечи. А как свечей не осталось, то вышел кузнец опять наружу, где уже наступал вечер. Полюбовавшись монастырем в лучах закатного солнца, решил Петро перед сном спуститься к Днепру – чем-то манила его река. Кузнец вынужден был сам себе признаться в ощущении, будто от этих волн зависит его будущее. А вместе с тем слова лодочника, сказанные сутки тому назад, не выходили из головы юноши. «Русалки, – размышлял Петро, спускаясь к реке. – И какие они, эти русалки? Красивые, верно… А может, наоборот, страшны как незнамо что».