Только убедившись, что кошка старой Силантьевны цела и невредима, Кирьян отпустил ее. Но кошка ушла не сразу – прежде она благодарно мяукнула и ласково потерлась о Кирьяновы штаны. Потом сверкнула глазками-изумрудами и только после этого куда-то побежала по тропинке вдоль забора. Кирьян посмотрел ей вслед, дождался, пока кошка скроется за поворотом и только после этого пошел дальше. Вскоре оказался Кирьян возле крайнего дома в деревне – того самого дома, где жил старик Лаврентий, известный на всю округу своим нелюдимым и угрюмым нравом. Кирьян бросил взгляд на окна дома Лаврентия и хотел уже было идти дальше, как услыхал, что прямо под забором, который отгораживал Лаврентьев дом от деревенской дороги, кто-то возится.
Кирьян наклонился и к великому удивлению своему, разглядел в траве маленького щенка. «Ну и утро нынче выдалось», – подумал Кирьян. Подумал так, потому что понял: и здесь нужна его помощь – щенок ведь запутался в густой траве, что росла под забором. «И чей это щенок?» – сам себя спросил Кирьян, вызволяя беднягу из травяного плена. И тут до Кирьяна донеслось ворчание, идущее откуда-то из-за забора, – сомнений не было: так ворчать мог только один человек в деревне, так ворчать мог только старик Лаврентий. Оно, впрочем, было и неудивительно, ведь за этим забором дом Лаврентия и стоял. Кирьян еще подумал, и чего это старик разворчался в такую рань, как тут же уловил причину этого ворчания в словах Лаврентия: ворчун сетовал на исчезновение недавно родившегося щенка.
Кирьян сразу все понял – понял, чьего щенка только что он вытащил из травы. Поэтому постучал в ворота и, не дожидаясь ответа, прокричал сквозь забор:
– Эй, Лаврентий, принимай своего малышка-питомца.
Тотчас ворота отворились и в проеме показалось хмурое и недоумевающее лицо старика Лаврентия. Ни слова не сказав, Лаврентий протянул руку и взял у Кирьяна щенка. Только после этого пробурчал что-то себе под нос и захлопнул ворота. Кирьян нисколько не обиделся, только улыбнулся захлопнувшимся воротам. Не обиделся и потому, что хорошо знал угрюмый нрав старика Лаврентия, и потому, что вообще ни на кого никогда не обижался, ведь был очень добрым. День между тем вступал в свои права, солнце поднялось над прозрачным большим озером и озарило всю нашу деревню. Кирьян вновь улыбнулся и направился на конюшню – обитатели стойл (Кирьян знал это) уже просыпались и ждали своего хозяина. И Кирьян был счастлив – счастлив потому, что добр. И мир в ответ был тоже добр к нему.
Днепровская русалка
Киев не просто древний город, положивший начало Руси, Киев славен многими местами прекрасными и чудесными – славен и в веках, славен и теперь. В каком большом городе вы найдете столько деревьев? В каком городе так трудно бывает забраться на гору? В каком еще городе, скажите на милость, сверху можно лицезреть такую красоту? Вы стоите на Владимирской горке – той самой, на которой, по преданию, сам великий князь Владимир, прозванный на Руси Красное Солнышко – прозванный за тот свет, что принес он всему народу нашему, – крестил наших предков в веру христианскую, в веру православную. Так вот, стоите вы на Владимирской горке, где теперь среди деревьев вековых возвышается памятник крестителю Руси Киевской князю Владимиру Красное Солнышко, стоите и смотрите, как внизу резвится одна из величайших рек мира – сам Днепр. Или как у нас его зовут – Днипро.
А за Днепром вдалеке вы видите дали, которые и глазом за один раз обнять невозможно – столь велики они и столь великолепны в своей красоте. А если с Владимирской горки посмотрите вы влево вниз, то увидите место, издавна называемое Подолом. Там, на Подоле, много-много лет назад поселился дед моего деда, там родился мой прадед, мой дед родился и всю жизнь прожил на Подоле. Теперь на Подоле живет мой отец. И я тоже живу на Подоле, но как только выдается у меня свободный денек, то прихожу я сюда – на Владимирскую горку, прихожу и подолгу смотрю на свой родной Подол, на Днепр, что бежит внизу и пугает редких гребцов хитрыми водоворотами; смотрю на синеющий на фоне столь же синего неба Андреевский собор, любуюсь куполами Софии Киевской… И уж конечно, часами могу смотреть на тот вид, что открывается взору справа от Владимирской горки – веками стоит там знаменитая на весь крещенный мир Киево-Печерская Лавра. Печерская она названа потому, что издавна монахи селились здесь в печорах, а по-нашему – в пещерах. Ныне же в пещерах этих покоятся мощи многих святых, подвизавшихся в Киеве и нашедших здесь покой вечный. И я под праздник, а порою и просто так иду в Лавру нашу, чтобы поклониться святым мощам, мощам праведников. И со всего мира идут в Лавру на поклон верующие и страждущие. И звон от главной колокольни разлетается по всей округе, теша слух и старого, и малого, и семейного, и сирого, и богатого, и нищего – теша слух всех тех, кто только звон этот слышит.