Притяжение, будь рядом, когда я умру

Было ещё много слов о баловстве и бесконечной дури, заставившей Иву сняться в таком положении с места и уехать чёрти-знает куда, где не-пойми-как строят дома, которые заваливаются людям на головы, и так далее и тому подобное. Ива была очень рада матери и той помощи, которая пришла вместе с ней, но это означало также и то, что Мэтт больше не придёт к ней ночью.

Неосторожно, не успев спрятать ни своих мыслей, ни чувств, Ива столкнулась с Мэттом взглядом, сразу отвернулась, но он всё равно почему-то улыбнулся – она заметила краем глаза.

Мэтт вернулся под вечер и объявил Каролине, что ей очень повезло – он, наконец, нашёл и снял тёплую комнату, где они с Луной смогут заночевать и даже помыться, поскольку «роскошное» жильё снабжено ещё и душевой.

Каролина не могла не обрадоваться таким новостям и засобиралась, предварительно убедившись, что Иве не понадобится её помощь ночью. Новорожденная спала вот уже шесть часов и не просыпалась, впервые наевшись досыта.

А Мэтт пришёл ночью. От него пахло чистотой и шампунем, мужской туалетной водой. Он был гладко выбрит, и волосы его были собраны на затылке в пучок. Ива только теперь поняла: они отрасли так сильно, словно он совсем не стригся с самого лета. Она улыбнулась, хотя в темноте её улыбку и не было видно, потом сняла резинку с ещё мокрых после душа волос Мэтта, зарылась в них своими тонкими пальцами, прижалась носом и поцеловала. Она целовала его волосы, лоб, брови, скулы и щёки, а Мэтт обнял ладонями её лицо и прижался губами к губам. И Ива приняла его. Приняла так, как может принять мужчину женщина – со страстью и нежностью, с благодарностью.

Они целовались всю ночь напролёт, словно она была последней в их жизни. Словно ни один из них не устал, и не нуждался ни во сне, ни в отдыхе. Выбирая между поцелуями и сном, разве выберут двое впервые воссоединившихся влюблённых сон?

Duy Beni - Oguz Kont

Двое суток спустя Ива с силой сжимала кулак. Её распирало от любопытства, что в нём, но Мэтт вложивший что-то в её ладонь, сжал её и попросил «потом».

Сделал он это в аэропорту, провожая Иву, Каролину и Луну – ему удалось купить три билета домой. Ива передвигалась в инвалидной коляске, которую Мэтт тоже где-то умудрился для неё раздобыть и крепко прижимала дочь к груди. Коляска была удобной, но Ива считала мгновения, пока Мэтт нёс её на руках от машины до зала аэропорта, долго не отпускал, хотя и коляска уже была разложена и приготовлена, и Каролина напомнила ему ровно тридцать три раза, что Иву можно и нужно уже посадить. А Ива мысленно умоляла не отпускать её как можно дольше и злилась на мать, потому что в последние дни совершила открытие: близость Мэтта даёт невероятное чувство защищённости. Это чувство греет не хуже тёплого одеяла или старинного камина, построенного не ради забавы или красоты, а чтобы согревать людей в самые страшные и опасные холода. Это чувство как наркотик – раз попробовав, уже не можешь отказаться.

В первые в своей новой жизни часы, дни, а потом и годы Ива открывала для себя Мэтта заново. Даже в далёком детстве он никогда не входил в неё до конца, а теперь вот вошёл. Ива смогла впустить его не только потому, что Мэтт сохранил её жизнь и жизнь дочери, но и потому что был благодарен за каждую минуту с своей.

Мэтт не задавал глупых вопросов вроде: «Зачем убежала?», «Зачем пряталась от меня?», он смотрел, обнимал и любил её так, словно делал это в последний раз, и времени на дурацкие вопросы не было. Всё, что у них осталось, он хотел потратить на объятия и поцелуи. И тратил.

Во время последнего, прощального их объятия в аэропорту он и сделал это – вложил в её руку свой секрет.

Ива сжимала кулак, пока мать катила её к кабинке паспортного контроля, сжимала, пока офицер целую вечность изучал документ о рождении ребёнка, который с таким трудом выхлопотал накануне Мэтт, пока ставил печати, пока возвращал паспорта, и когда, наконец, мать взялась за ручки её коляски, чтобы скрыться за кабинкой контроля, выдержка Ивы сдала и она, затаив дыхание, разжала пальцы.

На её ладони лежали два кольца: одно больше, другое меньше, связанные красной нитью. Турецкий обычай, Ива о нём уже слышала. Нить нужно разрезать на две части уже после того, как кольца будут надеты на безымянные пальцы, и таким образом завершить обряд обручения.

Ива подняла глаза – Мэтт всё ещё стоял там, где она его оставила и смотрел на неё. Его взгляд выворачивал её душу наизнанку.

– Решение за тобой – я думаю, смысл в этом, – поспешила подсказать дочери вовремя заметившая судьбоносный момент мать.

Каролина была мудрой женщиной, она не торопилась. В некоторые жизненные моменты нельзя спешить.

– Он даёт тебе время… – добавила она.

Но Ива уже развязала нить, сняла маленькое кольцо, надела на безымянный палец, второе протянула матери.

– Отдай ему. Скажи, пусть наденет.