Притяжение Севера и Юга

Грейс слушала внимательно каждое слово Карсейна, а перед глазами её проносились прожитые дни безмятежного детства. Впрочем, безмятежным его назвать едва ли можно было, пусть и начиналось знакомства Карсейна де Ласса с принцессой Лилией Грейс Хокк очень трогательно. Элеманх принимал гостей из Ровены в день такой же солнечный, какой был и сегодня. Отдаленное восточное графство, правда, и тогда было проблемным регионом, однако, Элеонор де Ласс соблаговолил посетить столицу. Речь шла, конечно, о военной поддержке, которой так не хватало Эритрее в борьбе с Севером. Своими дочерями Элеманх распоряжался, как имуществом, и так как Эсфею уже присмотрел глава торговой палаты для своего сына Руперта, то Грейс король предлагал графу Ровенскому.

Элеонор долго противился, ведь дочь лишь вторая. Для него словно второсортная. В то время, как старший и младший сын у него оба красивы и сильны. Они достойны куда более высокой награды, нежели Грейс. Благо, договор заключили заочно, решив, что все дочери короля Эритреи должны быть так же хороши собой, как первая.

Но младшего сына Элеонора ждал неприятный сюрприз. Уже тогда он понял, что это рябая белобрысая девчонка — его будущая жена, ему совершенно не нравится. Карсейн напрочь отвергал тот момент, что перед ним принцесса, которой полагается быть красивой и постоянно отталкивал тянущиеся к нему маленькие ручки. За глаза взрослых дразнил Грейс страшилкой и неоднократно заставлял её плакать.

Почему-то ранее, до того, как Карсейн возник собственной персоной в тронном зале, Грейс не помнила от него никакого зла, а если и было что-то, то не критичное и до боли обидное. Теперь же в пальцах, которыми она так крепко сжала подлокотники своего кресла, словно иголочки покалывали. Все происходящее казалось ненастоящим, сном.

Принцесса помнила плеск воды, тонущую в озере куклу, мальчишеский смех, содранные ладошки, которые едва успевала подставить, перед тем, как упасть на землю от толчка в грудь. Помнила щелчки по носу, как он дергал за волосы, как специально наступал на ноги, когда они танцевали.

«Твой дед просто выжил из ума. Никакая ты не особенная… разве что особенно страшная девчонка!»

Злой мальчишка из детства теперь вырос и обрёл власть. Грейс боялась его сейчас, чувствуя себя загнанной в угол. Ведь время шло. Тогда отец Карсейна согласился поддержать Элеманха и лично возглавил армию вместе со своим старшим сыном. Они оба погибли на войне. Но уговор отцов, прописанный на бумаге, скрепленный кровью остался целым и он гласил, что помощь, оказанная престолу, была в обмен на руку второй дочери короля. Долг, который должен был быть уплачен.

Карсейн обвел зал глазами и, не увидев северянина, будто расслабился. Поправил ворот своего красного камзола и улыбнулся Грейс.

— Пусть наша связь была лишь в детстве, но на войне ни дня не прошло, чтобы я не думал о вас, моя Лилия. И если вы обещаны другому, то я явился, чтобы исправить это недоразумение.

«Ну и что ты теперь скажешь, малявка? — подумал Карсейн, — ты и весь твой род…мою семью разрушили, мою жизнь. Да если бы не ты, отец и брат не пошли бы на войну и не погибли. Теперь я превращу твою жизнь в ад, каким была моя!»

* * *

Эранор буквально полной грудью задышал, стоило палящему солнцу спуститься к горизонту. Теперь даже можно надеть черный камзол, обшитый серебряными нитями, и не задохнуться в нем. Ну, тут еще надо сказать спасибо магии, которая спасала в столь убийственные температуры.

Принц стоял за дверью тронного зала, слушая все то, что говорит некий лорд, пытаясь представить лицо Грейс.

«Рада ли она этой встрече? Скучала ли по нему?»

Остальные его в принципе не интересовали. С каждым словом де Ласса принц становился все мрачнее, а Хауфо прижимала уши, чтобы не слушать его. Ей вообще не нравилось все происходящее.

Последние слова лорда стали последней каплей принца. Эранор резко распахнул двери порывом ветра и вошёл в зал. Его появление было не менее эффектным, чем у де Ласса с танцовщицами и лепестками цветов — толпа так и ахнула.

Шёл принц неспеша, держа левую руку на рукояти одного из мечей на поясе. Волосы, уложенные назад, открывали устрашающий шрам, что перечеркнул глаз. Каждый шаг его распространял холод, который быстро распространился по полу зала, давая не живительную прохладу южанам, а покалывающее чувство угрозы.