Притяжение страха

Юлия Малеева быстро подошла к окну в своей комнате. И увидела, что прозрачные, серо-лиловые московские сумерки начала сентября слишком резко превратились в ночь.

Это случилось в тот момент, когда стремительная черная тень со скоростью осеннего ветра пронеслась над улицами одного из старых спальных районов.

Как типичная горожанка в свои неполные двадцать шесть лет Юлия все еще напоминает подростка. Фигурой, прической, манерой одеваться, рассеянно-серьезным выражением глаз и неустойчивым состоянием психики.

И сейчас Юлия слишком торопится. Из-за этой спешки движения ее неловки, так что окно не желает открываться сразу. А зажигалка срабатывает лишь с четвертой попытки.

Впервые Юлии так страшно от собственных мыслей.

Оказывается, существует два типа людей. Те, которые позволяют себя употреблять, и те, которые употребляют.

Если ты, воспитана определенным образом и обладаешь подходящими задатками, можно спокойно принадлежать к первому типу и быть при этом счастливой. Но если жизнь, с регулярностью маятника доказывает, что если ты станешь продолжать быть человеком первого типа, то этот маятник будет продолжать колотить тебя по лбу… волей-неволей возникает мысль о том, что пора, пока не поздно, переходить в тип второй.

Ветер, пролетая мимо открытого окна, вскользь стиснул грудь ледяными влажными ладонями. Нагло задрал розовые подолы занавесок и ворвался в темную комнату.

Все против нее.

Вот и теперь. Колючие капли, вылетевшие из сумерек, почти гасят недавно прикуренную сигарету.

– Юленька, ангел мой!

Юлия вздрогнула. И горячий пепел, прежде чем запорошить подоконник, обжег руку. Она сделала еще одну быструю, жадную затяжку.

– Ты ничего не забыла?!

Заботливый голос из-за закрытой двери доносится несколько глухо. Но он все ближе к комнате. Есть вероятность, что мама, невзирая на свою рассеянную интеллигентность, или – благодаря ей, не выдержит и от волнения войдет без стука. Нет, мам, ничего!

Еще одна затяжка обдирает горло. Слишком получилась резкая и глубокая. Зато слезы не пролились – удалось удержать состояние злой сосредоточенности и не превратиться в рыдающий кисель.

– А то вот крем от загара – это очень важно, Юля!

– Я знаю, мама…

Недокуренная сигарета летит в темноту. И разбивается внизу, осветив мокрый асфальт кровавыми брызгами. Юлия быстро закрывает окно – как раз в тот момент, когда открывается дверь в ее комнату. Запах, разумеется, есть, но следов преступления нет.

– Ангел мой… все в порядке?

– Конечно.

Если мама с детства называет тебя ангелом и любит больше жизни, это еще не повод считать себя таковым, а всех остальных – способными на такую же любовь к тебе, Жаль, что это осознание пришло так поздно. Но главное, пришло.

И с чего она взяла, что должна и может соответствовать этому светящемуся, лазурному, воздушно-невесомому образу, созданному мамой в своем, а заодно и в ее, Юлином, воображении?!

Ведь ясно же – и теперь это так очевидно! – что всю жизнь стремилась неосознанно совсем к другому. Если не к прямо противоположному.

Юлия раздраженно нажала на кнопку музыкального центра, прервав на полуслове «Куклу колдуна» – слишком сейчас эта песня в тему. Чересчур. В маленькой комнате повисла жалкая, сиротливая тишина.

Прежде чем уйти, Юлия обвела быстрым, новым, словно чужим взглядом затемненное полумглой знакомое помещение.

Неширокая софа застелена искусственным мехом цвета несуществующего ярко-синего животного. Письменный стол, заваленный обычным хламом. Телевизор в углу. В тумбочке под телевизором диски с любимыми фильмами – «Луна в сточной канаве» и «Интервью с вампиром», «Мечтатели» и «Ускользающая красота», почти полная подборка Висконти. Блок оранжевого «Пелл Мелл», спрятанный на полке за любимыми книгами. Бодлер. Жан Жене. Цвейг. Александр Грин. На одной из стен черно-белые фото. Цой с гитарой. Две «ню» в стиле «Германия сороковых». Полбутылки армянского коньяка в узкой щели за кроватью – хорошо, что мама не убирается с некоторых пор в ее комнате! Да, еще красные свечи и разбросанные по подоконнику черные кожаные феньки вместо обычных девичьих украшений. Затертый плюшевый медвежонок, сидящий на кровати, смешно расставив кривые лапки, только подчеркивает убогую маргинальность всего остального… Это похоже на обитель ангела?!

– Мам, я выйду ненадолго.

А вот еще одно фото. Полгода назад на двадцать пятый день рождения фотографию подарил он. Тот, кто предал ее сегодня так просто и пошло…

За стеклом в узкой металлической раме черно-белая старинная фотография. Действительно, старинная, обозначенный год – 1925. И подпись – SAGRADAFAMILJA… На фото изображено нечто невообразимое. Не удивительно, что ее тогда сразу напугало это изображение! Она даже обиделась на него за такой подарок. Но он сказал, что она ничего не понимает в неоготике. И не поймет, пока не увидит это воочию. Тогда-то они и запланировали эту поездку… Даже сейчас в памяти невольно всплывает определение, вычитанное в Интернете: