И Дэвид Розенхан, и Нелли Блай во время своей госпитализации знали, что их ни в коем случае не будут держать в этой крысоловке дольше, чем им самим будет по силам выдержать. Поскольку их госпитализировали по ложному поводу, им пришлось бы всего-навсего рассказать об обмане, чтобы освободиться. Сомневаюсь, что они когда-нибудь ощущали абсолютный ужас, совпадающий с отсутствием какого бы то ни было представления о том, когда ты выберешься из этого места и выберешься ли вообще.
Из статьи Нелли Блай «Десять дней в сумасшедшем доме»: «Приют душевнобольных на острове Блэкуэлл – это крысоловка для людей. Туда легко попасть, но, оказавшись там, выбраться невозможно».
В психиатрической больнице выписку называют «освобождением» – и это священное слово. Среди пациентов ходят слухи насчет того, кого скоро освободят и когда именно. На утренних сеансах групповой терапии отмечают вниманием и радуются за тех, кого намечено выписать в этот день. При редких визитах психиатров или, в некоторых случаях, одного-единственного психиатра на всю больницу разговоры вращаются вокруг потенциальной даты «освобождения» пациента. Даже если еще несколько дней о выписке и речи быть не может, вопрос о том, когда она случится, возникает с момента поступления пациента в больницу.
Одержимость освобождением особенно ярко проявляется у тех, кто был госпитализирован принудительно, как я, потому что пациентам, пришедшим добровольно, разрешается уйти в любое время. Я видела, как люди, которые не казались ни более, ни менее здравомыслящими, чем я, решали, по всей видимости, что с них более чем довольно постоянного наблюдения и распоряжений, что им делать и думать, где и когда спать, или просто чувствовали себя лучше. И эти люди выписывались с такой же легкостью, с какой выезжают постояльцы из гостиницы, в то время как мы продолжали отсчитывать нескончаемые часы, нескончаемые дни.
Зимой 2003 года, поскольку я технически приняла сверхдозу антиконвульсантов – хотя это была настолько незначительная сверхдоза, что не пришлось ни глотать активированный уголь, ни промывать желудок, – меня зафиксировали по двум точкам, пока мы дожидались машины «Скорой». Я лежала на койке, привязанная за запястье и щиколотку, и слушала болезненные возгласы пострадавших и ответы тех, кто пытался им помочь.
В какой-то момент этого ожидания, длившегося не один час, мне стало скучно и я попыталась вытащить руку из кожаной петли. У меня получилось, потому что у меня тонкие руки с узкими, но сильными кистями – руки пианистки. Когда медбрат понял, что я превратила свой двухточечный ограничитель в одноточечный, он туго затянул наручник на моем запястье. Перед тем как отойти от меня, он пригрозил, что наденет и четырехточечные фиксаторы, если я не буду вести себя как следует.
Антипсихотики второго поколения при шизофрении считаются первой линией атаки (или защиты, в зависимости от вашей точки зрения) и включают абилифай, сафрис, врейлар, клоразил, фанапт, латуду, зипрексу, инвегу, сероквель, риспердал и геодон. Менее предпочтительны антипсихотики первого поколения (хлорпромазин, флуфеназин, галоперидол и перфеназин), бесславно известные своими неврологическими побочными эффектами. В частности, антипсихотики первого поколения могут вызывать непроизвольное подергивание лица и конечностей, известное под названием «поздняя дискинезия» (
Человека, госпитализированного с шизофренией, неизбежно посадят на тот или иной тип антипсихотиков второго поколения. Зипрекса, например, тормозит маниакальную активность. Госпитализация, как правило, проводится в момент психиатрического кризиса, поэтому зипрекса или подобное ей лекарство может подавить наиболее агрессивные поступки.
Но лекарства – только одна составляющая идеального плана лечения. По данным пособия, выпущенного Американской психиатрической ассоциацией, «Практическим указаниям по лечению пациентов с шизофренией» (