Притворись бабочкой

– Джит? Что, совсем было плохо? Ты нам почти не звонила, поэтому мы и обрадовались, что у тебя времени нет, постоянно где-то гуляешь. – Мама хмурится и наконец нажимает на газ.

Мы двигаемся с места, но раскат грома сотрясает землю, и автомобиль вновь останавливается. Я говорю спасибо грозе только за то, что она на мгновение перетягивает мамино внимание на себя.

– Нам придется переждать грозу, Джи. Опасно двигаться дальше.

Сразу же после ее слов Марилебон накрывает ливень.

Дождевые капли настолько большие, что щетки машины не справляются, смахивая их с лобового стекла. Мы с мамой совершенно одни на парковке, в то время как за окном бушует стихия. Она не переворачивает во мне душу, как это раньше бывало. Вызывает небольшой страх, но не такой уж и явный. Мысли забиты другим, и, хоть я не хочу в этом признаваться, сейчас я думаю о Лэйне и Ванессе. Неизвестно, как Несс живет сейчас в Лондоне. Неизвестно, как Лэйн чувствует себя после собственного проигрыша. Меня съедают размышления, которые затевают целый шторм в мозгу, и среди них есть только одно приятное воспоминание – подарок Ванессы. Вернувшись домой в тот вечер, когда она пропала, я обнаружила в тумбочке картину. Несс написала ее для меня. Не сложно догадаться, кто на ней был изображен – ангел с большими узорчатыми крыльями. А снизу подпись: «Ангел для ангела».

– Раз уж мы застряли, мам, может, расскажешь, почему вы без моего разрешения переделали проект? – Я спрашиваю тихо, не на повышенном тоне. Я крайне спокойна и в некой степени даже безразлична к происходящему, но ответ получить все же очень хочется.

Мама оборачивается, и в ее глазах я подмечаю проблески стыда. Видно, она смущена и вряд ли желает снова коснуться этой темы. Однако через несколько секунд она все-таки собирается с мыслями и уверенно выдает:

– Мы сделали это с Брук, потому что в тех самых недостающих частях и скрывался фантастический смысл. Мы добавили олицетворение всей работы. Джит, такие размышления должны быть услышаны. Не только нами, но и окружающими. Их оценили, не так ли?

– Так. – Мне самой становится стыдно, и я опускаю подбородок, прислушиваясь к дождевым каплям, барабанящим по стеклу. – Я не верила в себя, но в лагере все получилось. Я выступила очень успешно. Казалось бы, странно, что такие вещи говорю я, но это действительно так. Спасибо вам, мам.

Я говорю то, что должна была давно сказать и маме, и Брук. Слова благодарности – вот чего они на самом деле заслуживают.

– Ты разочарована, потому что поездка подошла к концу? – Мама аккуратно подбирается ко мне. – Тебе было хорошо там, правда?

– Очень хорошо, мам, – стискиваю я зубы, чтобы не дать слезам вырваться наружу. – Я познакомилась с прекрасными людьми, которые каждый день радовали меня, раскрашивали жизнь в яркие краски. Но потом я сильно обожглась и теперь не знаю, куда себя деть.

– Милая! – Мама меняется в лице и просит меня пододвинуться поближе, чтобы она смогла меня обнять. – Не всегда над нашей головой светит солнце. Ты говоришь про краски, а ведь самое ценное, что ты привезла из поездки, – это воспоминания. Запомни все самое хорошее. Я очень горда тобой, Джит. Ты преодолела себя, пройдя через собственный страх перед публикой.

Она бережно гладит меня по голове, и я расслабляюсь. В ушах эхом звучит ее мелодичный голос, такой родной и успокаивающий. Прикрываю глаза и понимаю, что пора начать делиться с мамой тем, что на душе. Я хочу быть к ней ближе. Хочу, чтобы мы научились понимать друг друга с полуслова. А для достижения взаимопонимания необходимо много и долго разговаривать.

– Да, мам, я почувствовала, что прошла через преграды и стала сильнее, но это случилось благодаря одному парню из лагеря. Он… он помог мне. Открыл глаза на очевидные вещи. И его сестра тоже помогла мне. Я ведь думала, что просижу в домике все три недели, а тут появились они.

– Почему ты считаешь, что именно они помогли тебе? Подумай о том, что, может быть, это ты созрела для роста. Джит, милая, не всегда все то, что происходит с нами, случается благодаря людям. Иногда мы справляемся в одиночку. – Мама преуменьшает заслуги Лэйна и Ванессы, но я с ней не согласна. Они подтолкнули меня, чтобы я сделала шаг.

– Возможно, – шепчу я, вдыхая аромат ее волос. Они пахнут лавандой, из-за чего хочется прикрыть глаза и на миг оказаться где-то во Франции.

– Ты встретила мальчика, и я, честно, не могу этому нарадоваться…

– Мам! – прерываю я ее восклицанием. Кажется, сейчас начнется длинный монолог.

– Он – хороший человек? С добрым сердцем? – Мамин вопрос не ставит меня в тупик. Я знаю, что ответить. Мне просто не хватает сил, чтобы вновь вспомнить все прекрасные поступки Лэйна, потому что в голове наглухо поселился один – самый ужасный.

«Это я разбил аппаратуру» – это признание растерзало душу. И даже не столько оно, сколько его объяснение. Лэйн пытался приручить меня, навредив другим людям. И он вдруг показался таким похожим на Дарена, что стало страшно.

Я струсила. Я полюбила. Я отпустила.