Парень осмотрел их с ног до головы и громко рассмеялся, передавая ключ сержанту.
– Хорошая шутка… офицер, – сказал он, закрывая дверь.
Ким покачала головой, а Брайант вставил ключ в замок.
Инспектор вошла в комнату, которая оказалась больше, чем ей показалось через щель почтового ящика. Одну стену занимала софа на двух человек, которая смотрела на старый газовый камин. По диагонали от телевизора располагалось единственное в комнате кресло, а полосатый коврик практически полностью закрывал дорожку, вытоптанную на ковре.
На противоположных концах каминной полки стояли неиспользованные пеньковые свечи. Посередине находилось фото.
Приглядевшись, Ким поняла, что это фото Трейси в детстве, в возрасте семи-восьми лет, которая сидит на пляже рядом с женщиной. На них надеты одинаковые сомбреро из поролона. Инспектор не могла оторваться от улыбки ребенка. Она и не предполагала, что Трейси может так улыбаться.
Проходя через комнату, Ким бедром задела гору купонов, сложенных на ручке кресла.
Единственная дверь, выходившая из комнаты, вела в коридор, шедший мимо лестницы и заканчивавшийся в кухне.
Окно над раковиной, в котором стоял единственный стакан с соком, было наполовину закрыто римскими шторами[78]
.В мусорном ведре валялась одинокая банка из-под дешевой фасоли.
Брайант открыл дверь буфета, и их взору предстал целый набор дешевой еды.
К двери холодильника был магнитом прикреплен один-единственный листок бумаги.
– Запись к стоматологу, – заметил Брайант, бросив на него быстрый взгляд.
Оглядывая помещение, Ким поняла, что узнать здесь ей ничего не удастся. Потому что здесь ничего нет. Точка.
– Я наверх, – сказала она, надеясь найти там хоть какие-то следы.
Брайант двинулся за ней. Он был непривычно молчалив.
Инспектор вошла в левую от нее дверь и оказалась в спальне, выходящей на фасад. Небольшое окно было наполовину зашторено простой коричневой шторой.
На единственной тумбочке стояла электрическая лампа и лежала читалка для электронных книг.
Детектив обошла вокруг кровати и открыла шкаф.
С правой стороны в нем висели три дизайнерских брючных костюма – синий, черный и кремовый. С левой стороны находились полки, на которых лежали штаны от спортивного костюма, фуфайки и топики. Ким пришло в голову, что она никогда не видела Трейси в юбке.
Брайант нагнулся.
– Ты только взгляни, командир, – сказал он, беря в руки туфлю на шпильке. Внутри нее была пластмассовая вставка. Ким взглянула на похожие туфли, стоявшие в ряд, и поняла, что в каждой паре была такая же вставка.
Инспектор села на край кровати и покачала головой. Печальный вид этого дома затронул у нее в душе какие-то струны.
– Я знаю, что иногда жалуюсь на женушку и все такое прочее, но, черт побери, мы просто не ценим того, что имеем.
Внутренне Ким согласилась с сержантом. В ее собственном доме тоже было мало личного, того, что обычно можно было видеть в других домах, – но это искупалось виляющим хвостом, который встречал ее каждый вечер.
Теперь ей было ясно, что все свои деньги Трейси тратила на то, что могли видеть окружающие, на ту Трейси Фрост, которую видел мир. А вот «домашняя Фрост» была ее полной противоположностью. И по какой-то необъяснимой причине это сильно взволновало Ким.
– А вообще-то я беру свои слова назад, – сказал Брайант, закрывая двери шкафа.
Ему не нужно было объяснять, что он имеет в виду. Ким это очень хорошо знала.
Они должны вернуть Трейси.
Глава 62
Исобел мучилась. Борьба со сном изнуряла ее.
День был изматывающим, и, хотя ей пока удавалось избегать настоящей тьмы, все окружающее она видела как в тумане.
Все в этой больнице пыталось заставить ее заснуть, но она не хотела закрывать глаза. Ведь темнота все еще ждала ее. А она не хотела в нее возвращаться.
Свет ламп приглушили, и ночная смена передвигалась чуть слышными шагами. С кровати напротив доносились ритмичные звуки работающего прибора и негромкое похрапывание.
Все пыталось вернуть ее во мрак.
Даже когда она не спала, ее всю крутило. Тревога внутри нее напоминала торнадо, касавшийся ее сердца и легких. Время от времени Исобел испытывала острое желание глубоко вдохнуть, чтобы как-то успокоить панику, охватившую весь ее организм. Периодически у нее начиналось сильное сердцебиение, от которого кружилась голова. Она училась бороться со страхом. Главное – смотреть мимо него. Позволить ему пройти сквозь тебя, а не пытаться с ним бороться.
Хуже всего было то, что она не знала, чего конкретно боится. Кроме, пожалуй, всего, что ее окружало.
Исобел боялась, что никогда не узнает, кто она на самом деле.
Только с Дунканом она чувствовала себя в безопасности. Его подбадривающая улыбка и пальцы, сжимающие ее руку, говорили ей о том, что она не одна.
Он подробнейшим образом рассказал ей обо всех их свиданиях. Исобел внимательно слушала, когда Дункан старательно описал ей их столкновение перед кофейней, пытаясь вспомнить себя прежнюю, пытаясь найти хоть какие-то ключи к разгадке.
Исобел почувствовала, как закрываются ее налитые тяжестью веки, и встряхнула головой.