Притворись моей невестой

Тилли притягивала его чисто физически – это самое лучшее, когда дело доходит до дружеского секса. Месяц – самый длительный срок, который он обычно отводил себе на загул, но никогда раньше он не жил в одном доме с партнершей по сексу.

Не получится ли, что он перешел границу? Но жить с ней в таком обширном доме ничего не значит. И это не обычный дом. Здесь драгоценный клад личных воспоминаний, место, где он испытал любовь и счастье. Такого в его жизни не было никогда.

Разложив вещи в приготовленной Тилли комнате, Блейк прошел по широкому коридору и открыл дверь в спальню, которую занимал в детстве. Кровать, мебель, шторы, окраска стен – все было другим, не осталось и следа мальчика, жившего здесь первые десять лет своей жизни.

Он подошел к окну и посмотрел в парк. И тут же окунулся в тот последний день, когда вот так же стоял на этом самом месте с тяжелым сердцем. Из окна был виден старый раскидистый вяз, похожий на задумчивую наседку, оберегающую цыплят. На стволе древнего вяза, повидавшего не одно поколение Макклелландов, Блейк тайком вырезал свое имя.

Имя, вырезанное на стволе маленьким мальчиком, было обещанием своим предкам, что он когда-нибудь вернется, и родной дом – единственно для него родной – снова станет принадлежать ему.

* * *

Тилли поднялась наверх, чтобы сказать Блейку, что обед будет через десять минут. Она не сразу его нашла. В комнате, приготовленной для него, Блейка не было, хотя сумки стояли. Она прошла дальше по коридору и нашла его в маленькой спальне. Он стоял перед окном, руки в карманах брюк, и смотрел на пышную растительность зеленых полей и леса.

Он словно почувствовал, что она за ним наблюдает, повернулся и рассеянно улыбнулся ей.

– Вы что-то сказали?

Тилли прошла в комнату и остановилась перед Блейком.

– Эта комната была вашей в детстве?

Он перевел взгляд снова на окно.

– Видите вон тот старый вяз? – Он указал на искривленное суковатое дерево, под которым Тилли много раз сидела, играя с Трюфелькой. В этом месте было что-то сказочное – о таких деревьях она читала в книжках Энид Блайтон[4].

– Да, – сказала Тилли.

– Я как-то упал с этого вяза и сломал руку. Мне тогда было девять лет. Гипс у меня сняли как раз накануне моего десятого дня рождения. – Он на секунду замолк. – Если бы я только знал, что это был последний день рождения, который я проведу с матерью.

Тилли просунула свою руку под его.

– Уверена, что ваша мама очень гордилась бы вами. Тем, кем вы стали, особенно тем, как вы заботитесь об отце, делаете для него все, что только возможно.

Он то ли вздохнул, то ли проворчал:

– У нее сердце разбилось бы, узнай она, что нам пришлось отсюда уехать.

– В это место трудно не влюбиться.

Он повернулся с полуулыбкой на губах.

– А где вы выросли?

– Не в таком чудесном месте, – ответила Тилли и отвела руку от его руки. – Мы всегда жили в домах приходских священников, поэтому я не имела родного дома в прямом смысле. Дольше всего – четыре года – мы прожили здесь, в этой деревне, но отца потом перевели в другой приход, в Ньюкасле. Вот почему я осталась жить у родителей Саймона – я не хотела прерывать обучение в последнем классе школы. Я втайне надеялась, что отец и мачеха не уедут отсюда, но их, кажется, не очень беспокоило то, что оставляют меня здесь. Мирские проблемы их не очень-то интересовали. Они живут своей верой.

– Ваш отец не просил продлить его службу здесь?

– Он никогда не подвергал сомнению решения церковных властей, потому что верил, что это зов свыше. Мне пришлось смириться, но это было нелегко.

– Вы тоже живете в вере?

– Я не очень тверда в вере, но отцу и мачехе не стоит об этом знать, – поколебавшись, ответила Тилли. – Меня больше беспокоит, достаточно ли у меня денег в банке и чтобы вовремя были оплачены счета.

– Вполне честная позиция, по-моему.

Они помолчали.

– А вы? – спросила Тилли. – Вы верите в высшую силу, которая следит за вами все время?

Блейк протянул руку и провел ей по лицу, по щеке.

– Если такая сила существует, то за то, что я собираюсь сделать, отправит меня прямо в ад.

У Тилли перехватило дыхание.

– Что… вы собираетесь сделать?

– Догадайтесь. – Блейк опустил голову и припал к ее рту.

Глава 6

Губы Блейка были крепкие, жесткие. Словно он сопротивляется своей тяге к ней. Тилли не хотела, чтобы он сопротивлялся. Она хотела, чтобы он отдался желанию, как и она. Жар от его рта струился по телу подобно воспламеняющему горючему, вспышки шли от его губ вниз, они лизали ее, стегали. Его язык проник ей в рот и увлек в дикий танец.

Тилли прижалась к нему, высокому, сильному. Она позволила Блейку пляску с ее языком. Блейк… такой вкусный. Это мята и кофе. Его губы рождали в ней целую симфонию звуков, нервы оголены и словно поют. Каким образом поцелуй способен ввергнуть в экстаз? Ощущения бежали от его языка внутрь. Это… какая-то специальная секретная программа, проложившая пунктиром дорожку наслаждения по ее телу.

Блейк за бедра прижимал ее к себе, она почувствовала его твердую выпирающую плоть и поняла, что желание испытывает не она одна.

Он отнял рот от ее рта, и поцелуи посыпались на шею.