— Страшно подумать, что вы здесь вытворяли, — отец выдергивает шнур от колонки из розетки и брезгливо бросает его на пол, погружая окружающее нас пространство в звенящую тишину.
— Ты знаешь, что я не пью, — тру глаза и с прищуром смотрю на предка, который, засунув руки в карманы идеально наглаженных брюк идет в мою сторону.
— Что еще удивительнее, — он останавливается напротив меня и давит своим энергетическим полем.
Предсказуемо. Навис надо мной, как стервятник над своей добычей. Только теперь я не прячу глаза, а поднимаю голову и жду его лекций, что сын известного Бориса Власова, сбился с пути истинного и позорит своего отца.
— У тебя на все полчаса, — он оглядывается по сторонам, словно оценивает масштаб шабаша, — не спустишься, Олег поднимется и притащит в машину за шкирку.
— Я уже совершеннолетний и в няньке не нуждаюсь, — выплевываю каждое слово, ощущая, как напрягается каждая вена под кожей.
— Спорное заявление, — одна бровь Власова изгибается в чертовом вопросе, заставляя мою верхнюю губу подрагивать от нерва, — тридцать минут, Руслан, — он разворачивается, но тут же смотрит на меня снова, потирая переносицу пальцами, — и да, приведи себя в порядок. Нужно, чтобы ты выглядел приемлемо, хотя бы.
Фыркаю, смотря ему в спину.
Предок задерживается около выхода, достает из кармана портмоне и отсчитывает несколько красных купюр.
— Это, — поднимает руку, не глядя на меня, — твоему дружку за организацию праздника для моего сына. Судя по всему, ему пригодится.
Уходит, оставляя после себя удушливое чувство непоколебимого авторитета. Только в этот момент расслабляюсь и тру виски пальцами.
Как папашка узнал, где я нахожусь?
Просто. Вчера столько камер было направлено на нас во время гонок, что в пору вносить свое имя в список селебрити. Черт! Иногда до жути ненавижу социальные сети и быстро развивающуюся всемирную паутину.
Около пяти минут сижу и не двигаюсь, разглядывая результат суточного зависания на квартире Серёги. Самого его не видно. Поднимаюсь и иду в комнату напротив. Храп. Перегар. Две пары ног из-под одеяла. Усмехаюсь и тихо прикрываю дверь.
Повинуясь зову желудка, бреду в кухню и вкидываю в себя пару кусков пиццы, которая осталась целой и покоилась в холодильнике. Пока закипает вода в чайнике, прибираю в кухонной зоне. Завариваю крепкий кофе и смотрю на часы. Есть еще двадцать минут до исполнения приговора от отца.
Повиноваться его воле не хочется, но и иметь дело с Олегом не в моих планах, поэтому беру несколько больших мешков для мусора и убираю весь хлам в гостиной. Поправляю сдвинутую со своего места мебель и с звонким равнодушием заваливаюсь в душ. Пару минут стою, упираясь руками в холодную стенку кабинки. Теплая вода ударяет по лицу, прикрытым векам.
Резко открываю их, гася воспоминания, и тут же принимаюсь натирать тело гелем для душа. Механические действия всегда помогают отгородиться от прошлого. Заметил, поэтому действую на автомате. Задерживаюсь на минуту из-за кроссовок. Шнурки никак не поддаются.
В этот момент входная дверь распахивается. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, кто за мной прибыл.
— Иду я, — говорю, не поднимая головы.
Из подъезда буквально вываливаюсь. Всеми легкими втягиваю свежий воздух и прикрываю глаза. Есть в наступившей осени что-то притягательное. Кайфую, пока сигнал тачки не возвращает в реальность. Опускаю голову и врезаюсь взглядом на надпись, оставленную прямо на стене около входа в здание. Красный, черный, белый. Одного баллончика тогда не хватило.
Сглатываю противную слюну с привкусом кофе. Пару раз моргаю, чтобы сбить помутнение, которое моментально приводит к сжатию всех органов за ребрами.
Сиплый выдох.
Иду к тачке. Олег протягивает руку, не садясь за руль.
— Ключи, — голос робота.
Скриплю зубами, но лезу в карман. Протягиваю амбалу связку и намеренно роняю.
Никак не реагирует. Не положено.
Сажусь на пассажирское. Предок тут же выезжает со двора, а я в боковом зеркале слежу за Олегом, который мастится за руль моей девочки.
— Где мне в этот раз выступать в качестве обезьяны? — спрашиваю равнодушно, а Борис Власов указывает на ремень.
Пристегиваю и развожу руки в стороны с немым вопросом. Доволен?
Может, на задние лапки встать и прыгнуть через горящий круг?
— Веди себя достойно, сын, — умело ведет машину, осторожно сворачивая по знакомым улицам, что заставляет нахмуриться.
Движемся не по тому маршруту, который я держал в голове.
— Зачем мы к ней едем?
— Видимо, твоя мать еще надеется на то, что из тебя можно вылепить человека, — сухо бросает, не глядя на меня, — половина сентября пролетела, а ты пропадаешь. Телефон где?
— Не знаю, — пожимаю плечами, отворачиваясь к окну.
Сбоку слышится тяжелый вздох.
Не трогает от слова совсем.
Пялюсь на пролетающий пейзаж, пока машина не тормозит около двери, впечатавшейся в память, как едкое вещество. Сердце предательски подпрыгивает и усиленно стучит в груди.
— Я уже не надеюсь на возвращение в твою голову разума, — говорит отец, глуша мотор и открывая дверь, — но Верочка…
— Не называй ее так, — хриплю, сжимая кулаки, — не имеешь больше права.