Притворись влюбленной

Этот медленный танец – не единственный для нас с Гарри. Вечер вступает в свои права, сгущаются сумерки, а мы с ним с головой окунаемся в музыку и веселье. Напитки текут рекой, и мы ни в чем себе не отказываем – опрокидываем по стаканчику с шаферами (раунд первый), а потом с папой, Конором и какими-то членами семьи жениха (раунд второй). Мы с Гарри рядом на протяжении всего вечера – то танцуем, то присаживаемся за стол на пару минут, чтобы отдохнуть, поболтать и немного выпить. И все время мы разговариваем. Мы оба подняли забрала – не только благодаря алкоголю, но и потому, что в наших отношениях ничего не стоит на кону: не надо ничему соответствовать, не надо пытаться произвести друг на друга впечатление. Мы можем быть собой и оставаться честными – и это здорово.

В какой-то момент за окном темнеет окончательно, музыка становится предельно громкой, а Камилла ухитряется хлопнуть бренди, и, похоже, не раз (ах да, я же должна была за ней присматривать, чтобы она не напилась, но теперь уже поздно). Неестественно высоким голосом она пересказывает кому-то истории из детства Джессики, ее щеки горят под слоем макияжа, а вуалетка уже на боку. В общем, вечеринка в самом разгаре.

Вскоре диджей снова ставит медленную песню.

Гости разбиваются на пары. Отец Конора танцует с племянницей, которой, судя по всему, не больше семи лет: она совсем невысокая, и ей приходится встать ему на ноги. Мы с Гарри тоже поднимаемся с места, танцуем и болтаем одновременно (или флиртуем… совсем немного…). На этот раз мы раскачиваемся в такт с остальными парами. Мои руки лежат у него на плечах, а его – у меня на талии. Как-то так… Он высокий, и мне приходится задирать голову, чтобы посмотреть ему в лицо: когда мы встречаемся взглядами, уголки его губ приподнимаются в полуулыбке, а глаза у него темные-темные, и у меня в животе порхают бабочки.

Дыхание Гарри касается моих щек, щекочет шею, а я сама едва могу сделать вдох. Я ощущаю каждое его прикосновение: его руки лежат на моей талии и жгут меня сквозь платье, а волосы на его затылке щекочут мне ладони. Я чувствую, что моя грудь прижимается к его груди, когда мы качаемся из стороны в сторону, а одна его нога у меня между бедер, и при каждом шаге мы соприкасаемся.

А еще острее я понимаю, что мне не хватает его прикосновений: другие части тела тоже хотят их ощутить.

И я нестерпимо хочу его поцеловать.

Я прижимаюсь к Гарри всем телом, немного изгибаю спину, чтобы утонуть в его объятиях, и одна его рука скользит по моей спине все ниже и ниже. Я слышу, как его дыхание становится прерывистым, но слышу едва-едва – в ушах у меня оглушительно бьется собственный пульс. Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и кажется, что на это простое движение у меня уходит целая вечность; вот я смотрю куда-то через его плечо, на другие кружащиеся пары, – а вот мой взгляд уже упирается в его воротничок… Я смотрю на расстегнутый воротник рубашки (галстук теперь болтается свободно), потом поднимаюсь взглядом к его подбородку, где проступает еле заметный намек на щетину, затем к губам… и к глазам: они были почти серебристыми в лучах солнечного света, а теперь, в полутьме, кажутся темно-серыми, как налитые грозой тучи, и его взгляд пронзает меня насквозь, словно молния. Все мое тело покалывает, словно током, и я снова разрешаю себе… разрешаю себе потеряться в этом чувстве, в том, как я хочу этого мужчину, и в том, как заряжен вокруг нас воздух, и…

Песня заканчивается, композиция сменяется – и вот мы разжимаем объятия. Меня утаскивают девчонки, с которыми я познакомилась на девичнике. Они визжат: «Это наша песня!» – что-то из Queen, то, что мы голосили в тот день под конец вечеринки. Меня затягивает толпа, а Гарри исчезает в ярком водовороте подружек невесты. Снова я его вижу только какое-то время спустя, возвращаясь из туалета.

Наверное, он тоже собирался в туалет, но, увидев друг друга, мы сбавляем шаг. Хотя мы никогда не целовались, да и не говорили друг другу ничего такого, кажется, что воздух вокруг нас снова будто наполняется электричеством и становится почти осязаемым. Что-то в его лице подсказывает мне: он чувствует то же самое – чем бы это ни было.

– Привет. Прости…

– Что ж, м-м-м…

Мы заговариваем одновременно – и одновременно замолкаем. Я издаю неловкий смешок, а он дергает плечом, как бы давая мне слово, но никто из нас не произносит ни звука.

А в следующий миг его губы касаются моих, я прижимаюсь спиной к стене и пытаюсь притянуть его к себе как можно ближе, вцепившись в его пиджак. Я все-таки была права – он аппетитный.

От такого поцелуя у меня перехватывает дыхание, а весь мир исчезает, и я бы приподняла ножку (видела такое в фильме «Как стать принцессой»), да только я стою спиной к стене. Целуемся мы жадно, неутомимо, у меня кружится голова, и я не хочу, чтобы это заканчивалось.

И все же я останавливаюсь первой – мы же в общественном месте. А мне хочется прямо сейчас стянуть с него одежду.