Притворство

— Я рада, что ты мне это сказал. Пол. Это дает мне шанс сказать тебе кое-что, что я должна была сказать сразу, как только мы встретились снова. — Она подошла ближе к нему. — Конечно, ты нравишься мне. А почему бы нет? Ты — Пол Моллинсон, драматург. Ты — богатый, преуспевающий, красивый я умный. У тебя изумительное чувство юмора и отвратительный характер, ты бодр в полночь и сонный утром. — Она остановилась. — Продолжать дальше?

— Нет, спасибо. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я никогда не думал, что ты настолько умна и так хорошо все понимаешь.

— Я говорила тебе, что проникнусь тобой, обовьюсь вокруг тебя.

— Как ядовитый плющ?

— Плющ… Может быть! Но без яда. — Она обняла его, и он наклонил голову к ее лицу.

— Я сумасшедший, что слушаю тебя, — прошептал он у самых ее губ. — Я должен был усвоить свой урок много лет назад.

Губы их встретились, и открывшая дверь Энн сделала шаг назад, чтобы снова выйти из комнаты.

— Не уходите, — позвала ее Сирина. — Мы сейчас уходим.

— Вы тоже можете уйти пораньше. — Пол подошел к письменному столу. Он стоял к ней спиной. — И не возвращайтесь до середины дня в понедельник. Я раньше не вернусь.

Энн пробормотала “спасибо” и вышла. Из окна столовой она проводила взглядом уезжавших Пола и Сирину, долго затем глядя на дорогу вслед их автомашине. Шум мотора давно стих, а она все стояла в глубокой задумчивости. Ее вернул в реальный мир бой церковных часов, надо было еще закончить работу.

К четырем часам перепечатка была закончена, и она, прежде чем уйти, решила дождаться чая. Лениво взяла она в руки пьесу и стала ее просматривать, потом включила, магнитофон и послушала запись Сирины. Какая не правильная интонация. Она перенесла микрофон на свой стол и начала читать монолог.

«Я лгала тебе, Фрэнк. Я лгала тебе с самого момента нашей встречи…»

Энн забыла, что она находится в гостиной дома на Хэмпстед Мьюз, забыла, что она Энн Лестер, дочь Лори Лэнгема. Она была Мэри-Джейн, девушкой, которая не умеет заводить друзей и которая, наконец влюбившись, узнает в горький момент истины, что человек, которого она полюбила, такой же неудачник, как она. Она выговаривала слова роли без едкой иронии, с которой Пол их диктовал, добавляя та здесь, то там, по фразе, которая слегка меняла смысл всего монолога и его первоначальное звучание. Когда, она в конце концов договорила все до конца, в голосе ее дрожали слезы и она была так взволнована, будто выступала перед публикой.

— В чем дело, мисс Лестер? Разговариваете сами с собой? — Смизи вкатила сервировочный столик в комнату и закрыла дверь.

— Я читала отрывок из пьесы. — Энн повернулась к магнитофону и улыбнулась. — Вы когда-нибудь слушали свой собственный голос?

Смизи попятилась назад.

— Не теперь. Вы еще меня будете поддразнивать! Я знаю, что взвизгиваю, так какой же смысл себя расстраивать?

— И вовсе вы не взвизгиваете, разве когда сердитесь.

Зазвонил дверной колокольчик, и Смизи, посмеиваясь, пошла открывать.

Со вздохом Энн перекрутила пленку и начала стирать. Она не решалась дать Полу послушать запись.

— Мисс Лестер? — Смизи просунула голову в дверь. — Пришел мистер Лэнгем. Я сказала ему, что мистера Моллинсона нет дома, но он утверждает, что хочет поговорить с вами.

Энн выключила магнитофон и встала из-за стола, когда вошел отец.

— Папа, по-моему, ты обещал больше сюда не приходить.

— Я знал, что Пол рано уедет, поэтому я приехал забрать тебя к нам. Мама переживает, что она тебя совсем не видит.

Энн прошла к столику.

— Раз уж ты здесь, выпьешь чая?

— Нет, не могу. Я не заглушил мотор: машина очень плохо заводится.

— Тогда я быстро — только возьму пальто. Она взбежала наверх, чтобы взять его и попрощаться со Смизи и поспешила вниз, и все-таки опоздала: отец сердито копался под капотом.

— Проклятая развалина опять заглохла. — Он обошел машину кругом. — Если бы мне не пришлось ехать сюда за тобой…

— Я тебя не просила, — запротестовала она.

— Знаю, что не просила. Но твоя мать все время без остановки пилила меня. Как мне хотелось бы, чтобы ты бросила всю эту чушь и вернулась домой. Если ты собираешься серьезно работать на сцене, пора начинать.

— Ты предлагаешь пойти в другую труппу?

— Нет. Совсем нет. — Голова его снова исчезла под крышкой капота. — Я попробую достать тебе роль, если, конечно, твоя дурацкая гордость даст тебе ее принять.

Энн смотрела на дорогу.

— Я приму от тебя совет, папа, но не роль. Я хочу продвигаться за счет своих собственных способностей.

— А когда это произойдет, что тогда? Замужество? Тебе будет трудно найти мужа, который с пониманием отнесется к тому, что тебя каждый вечер нет дома. А как будет с детьми…

Она рассмеялась.

— Не заглядывай так далеко вперед! Отец, что-то буркнув, подергал рукой какой-то проводок. Глядя на его седеющую голову, Энн размышляла над его словами: брошенные, казалось бы, небрежно, они потянули за собой целую цепочку мыслей, избавиться от которых было нелегко. Если только она не выйдет замуж за актера, замужество вряд ли будет счастливым. А больше всего на свете она не хотела, чтобы ее брак закончился разводом.