Привал на Эльбе

— Живыми возвращайтесь, живыми.

Машина рванулась вперед. Подул попутный ветерок, унося дымки на запад.

3

Полк размещался в селе, расположенном на открытой местности. Здесь особая забота у кавалеристов. Надо было упрятать коней от фашистских летчиков. Леса вблизи нет. Лошадей скрыли в сараях. Время шло спокойно.

Большие изменения произошли в жизни Михаила: его назначили командиром эскадрона. Он стал неузнаваем. Спал очень мало, мотался с утра до вечера но разным делам. Ему казались, что все не гак в эскадроне. Зайдет в сарай, смотрит — кони стоят вместе с колхозными лошадьми, позовет конюха, выспросит, здоровы ли лошади, не болели ли чесоткой, не было ли в селе сапа, не беру) ли казаки сена колхозного, не обижаются ли девчата на кавалеристов?

Не оставлял он в покое и конников. У каждого узнает, когда подкована лошадь, на зимних ли шипах стоит — земля мерзлая, гололедица. Нет ли мокриц у коней под щиколотками: в сараях сыро.

Заметил, что бойцы в эскадроне преимущественно молодые, пороху мало нюхали, но коней любят, верхом ездят лихо — с малых лет гарцуют. Заботливые: исправно чистят амуницию, до блеска натирают трензеля, стремена, шпоры. По традиции отращивают чубы, носят фуражки набекрень.

С последним пополнением зачислили и Кондрата Карповича. У него были залихватские старомодные усы торчком вверх. В полку его звали «Елизаров-старший».

Якову Гордеевичу после приезда на фронт пришлось претерпеть много невзгод. Его не принимали в часть. Отказали все инстанции — стар годами. Он пожаловался в Москву. «По годам я стар, — писал он, — а по опыту работы как раз. Знаю немецкий язык и ветеринарную премудрость. Был на подпольной работе в тылу врага… Кому, как не мне, быть солдатом. Прошу не отказать в просьбе — назначить меня ветеринаром в конную часть. Прилагаю анкету, автобиографию».

В Москве прислушались, удовлетворили просьбу старого солдата: разрешили принять ветеринарным инструктором. Назначили Якова Гордеевича в эскадрон Елизарова. Михаил приказал всем бойцам беспрекословно выполнять требования неугомонного ветеринара, энергично принявшегося за дело. Казаки стали еще внимательнее присматривать за своими конями, холить их, чистить.

Линия обороны темной полосой протянулась через подсолнечное поле. Над окопами торчали толстые высокие стебли подсолнечника, оставшиеся неубранными в лихорадочные дни войны. Листья, широкие и сухие, шуршали от ветерка. Бойцы посменно сидели в окопах, вырытых на огородах, крутили козьи ножки. Командир эскадрона поспевал всюду, проверял готовность. Однажды встретился с отцом, поздоровался.

— Здраем желаем, — шутливо отозвался Елизаров-старший.

— Не здраем желаем, — полусерьезно заметил Михаил, — а здравия желаем, товарищ младший лейтенант или товарищ командир эскадрона. Приучайся, папаша.

— Товарищ младший лейтенант? — сощурив глаза, спросил Кондрат Карпович. — А устав гласит командовать эскадроном с одной звездочкой?

— Командуют не по званию — по знанию.

— Понял? — толкнул Яков Гордеевич старого казака локтем в бок. — Борода не в счет.

Михаил достал пачку папирос, предложил старикам. Кондрат Карпович прочитал марку: «ДГТФ» — и проговорил:

— Старые запасы допаливаем.

— Не старые, а настоящие, — объяснил Михаил. — Донская государственная табачная фабрика живет и действует. «Наша марка» была и есть.

Кондрат Карпович в душе радовался, что сын толково разговаривает. Но ему от нечего делать хотелось побалагурить, подзадорить парня. Он повертел папиросу в пальцах, бросил ее на землю, закрутил цигарку.

— Не нравятся? — спросил Яков Гордеевич.

— Не берет. Самосад кишки прочищает, кровь горячит, на побудки толкает, — затянулся старый солдат, выпустил густой дым. — Товарищ командир эскадрона, — вдруг сказал он, смотря на молодое лицо сына, — долго будем припухать туточки? Вторые подбородки выросли у казаков. Руки чешутся, спасу нет. Когда же рубанем?

— Когда приказ будет, а пока клинки надо точить.

— Клинки что бритва — с одного удара до ног разрубаю фрица.

Кондрат Карпович — казак старой закваски. Он рубал немцев в первую империалистическую войну, на коне провел и гражданскую. Рука действительно у него набита. Старик считал, что клинок — магическое оружие, он готов броситься с ним на танк.

Михаил — казак нового времени. Он мыслил по-другому. Танк саблей не возьмешь. Надо готовиться к схватке. Немцы — серьезные враги. Бойцы недоумевали, заметив, как их командир таскает в сарай брошенные при отступлении немецкие винтовки, пулеметы', читает книги о немецкой технике: танках, артиллерии. Откуда-то достал потрепанный иностранный словарь.

Никто не знал, что еще в госпитале Михаил Елизаров начал изучать немецкий язык. «Бороться с врагом нужно, узнав его наизусть», — учил Пермяков. Целые дни проводил теперь младший лейтенант в окопах, из полевого бинокля наблюдая за поведением противника. Вскоре он доложил Пермякову распорядок дня немцев: поднимаются они в пять часов, в шесть завтракают, в двенадцать обедают, после обеда офицеры отдыхают, а по воскресеньям в пять-шесть часов вечера съезжаются к командиру дивизии на обед.