Приватное погружение

– А мокроносики в этом межсезонье особенно прожорливы, – продолжала речитативом Тави, только чтобы говорить, держать соединяющий их сейчас свет, забрать хоть немного непонятной ей, но такой пронзительной боли Кая. – Они полностью сожрали два моих свитера и три пары носков. А ещё говорят, что опять падали мёртвые птицы, но это, наверное, сильное преувеличение. Может одна-другая в полёте умерли от старости, и упали где-нибудь, а у нас на островах народ такой… Не то что на Вире. Развлечений у нас мало, вот сразу и придумывают: ох, ах, опять дождь из мёртвых птиц, не к добру это. А повязку мы снимем, как время придёт, а сейчас нельзя, только навредишь. Ты же потерпишь немного, да? А синяки сойдут, они уже жёлтые совсем, так что очень скоро их не будет…

И ещё Тави вдруг почувствовала: свет, который мерцал сейчас, соединяя её с Каем, совсем не похож на тот, что делился на них с Риа. Он казался таким же мягкий и забирающий часть боли, но ещё что-то издалека и тревожно пульсировало в нём, тянуло в разверзающуюся непонятно где и почему бездну, заставляя вдыхать и выдыхать удары сердца. Уже непонятно чьего сердца, словно оно теперь осталось только одно на двоих.

– Ты не понимаешь, – стучало его сердце в её, и Тави уже не знала, это Кай шепчет ей в ухо, или она понимает без всяких слов, – ты же ничего не знаешь…

– Мистрис Тави! – до боли знакомый баритон вернул в реальность, за что Тави ему была благодарна. – Что у вас тут случилось? Почему вы держитесь друг за друга, и между вами такое напряжение? Поссорились? И вы… Мистрис Тави, вы ужасно красная! Может у парта ещё и лихорадка заразная имеется?

– Как ты вовремя, – сказала Тави, отстраняясь от Кая. Она чувствовала, что его свет ещё несколько мгновений тянулся за ней, не желая разъединяться, но, в конце концов, вернулся на круги своя, и взаимное свечение исчезло. – Как ты всегда вовремя!

***

С самого начала Айсик относился к Каю с непонятной неприязнью. Это почти не проявлялось в его действиях – он даже с всё большим усердием обрабатывал раны и менял повязки; молча, но без всяких напоминаний ставил чашки с лёгкими питательными бульонами перед Каем, который уже мог держать ложку самостоятельно; и даже ничего не возразил, когда Тави попросила отдать гостю свитер, так как ночи стали уже совсем промозглыми.

Но Тави, которая знала своего супарта как облупленного, понимала: за молчаливым усердием Айсика зреет какая-то буря. Слишком уж он был старательным и безропотным.

Кай после неконтролируемого отчаянного всплеска эмоций погрузился в себя, словно стыдился внезапной истерики в чужом доме. Полдня он задумчиво стоял у окна, наблюдая серый, безрадостный пейзаж межсезонного острова, а вечером – брейнетил, полностью погрузившись в рой.

Тави очень не нравилась обстановка, которая возникла в доме. Она бы ещё могла смириться с чисто физическими неудобствами: присутствие постороннего человека заставляло и её, и Айсика делать много лишних телодвижений, но нависшее напряжённое молчание портило ей жизнь окончательно.

На следующий день Тави не выдержала. Айсик рано утром ушёл на общую уборку. Всё так же многозначительно молча. Без возражений. Он даже не стал нарочито шуметь, как делал всегда, чтобы Тави проснулась в самую раннюю рань и поняла, каким пыткам он подвергается из-за безжалостности хозяйки.

Но Тави всё равно проснулась и лежала в кровати до тех пор, пока не скрипнула уже набухшая будущими дождями входная дверь. Тогда она встала и спустилась в гостиную.

Кай тоже не спал. Он стоял у окна и смотрел вслед уходящему Айсику. Дождевик супарта блестел тусклым серебром в хмурой проседи начинающегося дня. Тави застыла на нижней ступени лестницы, уставившись на спину Кая. Тёмно-зелёный старый свитер Айсика болтался на нём, обвисая вытянутым краем на уровне колен.

– Здесь так тихо, – неожиданно сказал Кай, даже не повернувшись. Бросил через плечо. – А твой супарт ревнует.

– Что значит – ревнует? – спросила Тави, не очень вникая в смысл сказанного, а просто радуясь, что он наконец-то заговорил.

Кай повернулся к ней, махнул рукой и засмеялся:

– Я слышал, что на островах мистрис такие же бесчувственные, как их супарты, но только теперь понял, что имелось в виду…

– Что значит – бесчувственные? – опять не поняла Тави.

– То и значит, что холодные, как сваи, – он выдержал небольшую паузу, чтобы она догадалась: тема закрыта, и сказал: – Я сегодня ночью сам снял швы.

– Как?!

– Взял ножницы, пинцет и снял. Я видел, что супарт берёт всё необходимое из этого комода.

Кай показал рукой на ящик, в котором лежали драгоценные шкатулки Айсика со всякой очень нужной ерундой. На щеке у него белела свежая повязка.

– Я хорошо продезинфицировал. На самом деле, всё не так плохо, как мне показалось тогда. Шрам, конечно, рубец, но есть всякие способы его убрать. Я ещё очень слаб, а поэтому излишне эмоционален. Прости за ту истерику, ладно? Будем считать, что ничего не было.