Привенчанная цесаревна. Анна Петровна

Время бы в Воробьёве пожить, да как государыне царевне сказать. Сама туда частенько ездит. Одна любит оставаться, а нахлебниц своих и не думает с места подымать. И то сказать, тут тебе и девицы Арсеньевы который год неотлучно при Наталье Алексеевне. Тут тебе и сестра меншиковская. О себе Катерина и не поминает. Умеет быть тише воды, ниже травы.

Ей бы хоть в Красное село из Преображенского выбраться. Нравится там — на Литву похоже. Дома весёлые. С крыльцами затейливыми. Ворота везде отбором стоят — народ друг к другу в гости ездит. Прислуга да челядь целыми днями туда-сюда снуют. Разносчики со всяким товаром мелькают...

   — По воскресеньям и вовсе гулянье целое — из Москвы приезжают семьями. Пруд огромный — что твоё озеро. Деревья кругом раскидистые. Шалаши с товарами раскинуты. Музыканты бродячие. Потешники. На праздники балаганы просторные.

У государыни царевны свой двор. У господина Меншикова тоже. Говорят, государь Пётр Алексеевич эти места смолоду жаловал. Под парусом на лодках хаживал. Так то детская потеха. Теперь не то.

   — Никак посмурнела, Катеринушка? Обидел кто?

   — О, нет, фрейлен Барбара, вовсе нет. Просто подумалось, как там наш государь, как господин Меншиков. Война ведь там.

   — Верно, что война, да дело это такое мужское. Что себя крушитъ без толку. Будет минутка свободная, может, весточку о себе подадут. Ты-то писала ли государю?

   — Как можно, фрейлен Барбара! Кто я такая, чтобы обращаться к самому государю. Я так признательна государыне царевне, что разрешает дописать несколько слов в своих письмах государю. Её высочество так снисходительна.

   — А всё равно, Катеринушка, напоминать о себе надобно. Знаешь, как оно в походной-то жизни — мало ли что подвернётся, какие обстоятельства случатся. Пусть вспоминает — это тебе на пользу.

   — Вы, конечно, правы, фрейлен Барбара, только я не могу преодолеть робость. Да и кому я могу передать письмо, кроме её высочества?

   — Да мы сегодня с Дарьюшкой грамотку Александру Даниловичу будем сочинять. Вот носки да галстухи ему у торговцев в Лефортовой слободе самые добрые сыскали — тоже пошлём. Не хочешь ли и своё письмецо присочинить?

   — С превеликим удовольствием, фрейлен Барбара. Я так вам признательна. Вы так заботитесь обо мне. Я этого ничем не заслужила.

   — Заслужила, заслужила, нравом своим добрым заслужила, Катеринушка. Послушай, а чтой-то круги у тебя под глазами залегли? Не тяжёлая ты часом?

   — Мне стыдно признаться...

   — Какой стыд. Радость эта. Глядишь, к возвращению государя сынка ему здоровенького подаришь.

   — Зачем он ему, фрейлен Барбара? Если бы даже родился сын...

   — Опять твердить примешься, что бастард. А я тебе, Катеринушка, так скажу, никто судьбы своей не знает. Наследник наследником, а ведь не любит его государь. Не сложилось у него с царевичем, как есть не сложилось.

   — Но почему? Царевич никогда государю не перечит. Разве не так? Всегда всё делает, как прикажет отец.

   — Э, Катеринушка, не о том говоришь. Одно дело делать. Другое — что на сердце иметь. Уж как хотелось государю его на свой лад переделать, ан не вышло.

   — Но царевич ещё так молод.

   — Молод! Для царственных особ возрасту иной счёт, чем нам, грешным. Вон батюшка нашего государя, царь Алексей Михайлович, шестнадцати лет на царствование вступил. А его родитель Михаил Фёдорович того раньше. А для нашего государя у времени и вовсе приспешённый счёт. В прошлом году война со шведом в самом разгаре, а наследник царевич, всё за книжками с учителями сидит, наук самых что ни на есть простых — государь Александру Даниловичу жаловался — одолеть не может. Да ведь что зубрит! Четыре части цифири, склонения и падежи, географию читает да историю.

   — О, я ничего не знаю из этих наук. Ну, может быть, цифирь, ещё читать и писать, но это по-немецки. Русскому я никогда не научусь — он такой трудный! Но география, история! Принц должен быть очень учёный, если ему и этого мало.

   — Вот и говори с тобой потом! Тебе-то зачем все эти науки знать, а ему государством управлять — тут уж спроста ничего не сделаешь.

   — Но фрейлен Барбара, государь недоволен занятиями принца, а сам ищет ему невесту. Значит, хочет его женить, не правда ли?

   — И государь с тобой об этом не толковал?

   — Никогда! О, никогда! Это же семейные царские дела — какое я могу иметь к ним отношение.

   — Вот как! Это ещё два года назад барон Гюйсен сыскал царевичу подходящую невесту. Государю понравилась. Значит, так тому и быть.

   — Я слышала, это очень знатная принцесса.

   — Ещё бы — Шарлотта Вольфенбютельская. Дочь герцога Людвига — сразу и не выговоришь — Брауншвейг-Вольфенбютельского.

   — И скоро должна быть их свадьба?

   — Как тут сказать? Вот государь отправляет царевича в Дрезден языкам подучиться, в военных и политических делах поднатореть. А там, поди, и до свидания с невестой дело дойдёт. Может, и до обручения.

   — Какая же разница, кого мне Господь приведёт родить в канун Нового года?

* * *

Пётр I, Ф. Ю. Ромодановский

   — На своём стоишь, Фёдор Юрьевич.