Привет, это я (СИ)

Он бы заперся там с ней и больше никогда не выходил. Он бы опускался на колени каждый раз, чтобы достать своим языком до самого чувственного места между стройных бёдер. Он бы с коленей вообще никогда не вставал, чувствуя в своих волосах дрожащие пальчики, толкающие его голову всё ближе и ближе. Он бы слушал её дыхание, слушал и слушал, целовал бы и целовал, пока силы не оставят, а магия не иссякнет…

Читал бы ей стихи на французском, не отрывая своих губ от её обжигающего возбуждения. Он бы слушал Шекспира ночи напролёт, обхватив ладонью её нежную шею, и пропуская слова сквозь собственную руку. Он бы чувствовал её пульс, бьющий и вырывающийся…

Он бы, он бы…

Он бы взял её руку в свою. Вот так. Сплёл бы их пальцы. Она судорожно сжимает их, а его живот скручивает. Коснулся бы, наконец, губами этого нежного плеча. Да. Ещё раз. Ещё лучше. Этот запах, снова он… Уже ярче. Голова почти ничего не соображает, но ему это не нужно. Не нужно ни о чём думать. К чёрту мысли. К чёрту всё.

Рот наполняется слюной, стоит столкнуться губами с её кожей. Тело наполняется ватой.

По нежной шее чуть выше пульса. Он чувствует жизнь там. Внутри. Под её кожей. Он знает, что там есть для него место. Ощущает, как в ответ стучит кровь. Горячая. Манящая его румянцем на щеках и алыми царапинами на теле от собственных пальцев. Задохнуться можно. Да. Он уже почти не дышит.

Губами по впалой скуле. Он и сам не знал, как сильно хотел этого. Как наркоман на испытательном сроке. Он срывался. Срывался и падал, подставляя ветру лицо.

Коснуться задорных веснушек. Поцеловать их и забрать немного солнца себе. Совсем чуть-чуть, чтобы согреться. Многого ему и не нужно, только её всю здесь и сейчас. Но сначала эти веснушки. Ещё раз. Пускай ещё два. Это лучше мёда. Лучше солнца и звёзд. Наверное.

Губами в острый уголок её рта. Здесь теплее. Гораздо теплее. Здесь последняя грань, переступив, которую, он, наконец-то сможет стать кем-то другим. Здесь он должен разжать пальцы и отпустить скользкие перила, за которые цеплялся всю жизнь, боясь посмотреть вниз. Ну, смотри же. Посмотри вниз. Твоё лицо уже обветрено, а нога давно занесена над пропастью. Вдохни носом и выдохни через рот прямо на её кожу. Ты всё равно уже там. Чувствуешь? Пора.

Сейчас.

Губами к губам. Пальцами к её щекам. Это было не больно. Это лучшее, что могло быть. Да. Да. Миллион раз да. Её приглушённый стон ему в рот и значит, все правильно. Всё было не зря. Страх не стоил того, чтобы так цепляться за эти дурацкие перила. Может, когда-то цена и была, да только валюта давно обесценилась и устарела.

Он нищий. Он самый богатый в мире. Он целует её у всех на глазах и не знает, остановится ли когда-нибудь. Он слышит удивлённый вздох, заглушённый крик и чувствует чей-то настойчивый толчок в спину.

Драко зарычал, словно загнанное животное, когда кто-то его грубо толкнул. Он напрягся всем телом, чтобы не повалиться на Гермиону, и оскалился, оборачиваясь на этого бессмертного, что осмелился прервать его сладкое падение.

Тонкие пальцы в его руке ещё сильнее сжались. Сердце заходилось, захлёбываясь кровью.

— Драко, бежим! — крикнула она, и его тело моментально поддалось за ней.

Всё, что угодно.

Он послушно следовал за солнечным платьем, касаясь ускользающего подола. Она смеялась и задыхалась, утягивая его за собой. Она всё время оборачивалась, и её причёска растрепалась. Так хотелось коснуться её волос. Так хотелось почувствовать её смех на своём лице.

Хотелось бежать за ней, пока не откажут ноги и не остановится сердце. Сколько они уже сделали шагов? Тридцать? Сто? Этот замок вообще когда-нибудь кончится? Да, наплевать, пока они держатся за руки, на все наплевать.

Уведи меня.

Он чуть не упал, когда она резко остановилась и, привстав на носки, прижалась всем телом, встречаясь с его губами. Господи, что ты творишь? Драко не смел сопротивляться и что-то говорить. В носу защипало от её отчаянной страсти, которую она выливала на него тоннами кипящего масла. Ему было влажно от её языка, горячо от её тела и больно от щемящего чувства внутри, заставляющего чувствовать всё острее и резче.

Так всегда теперь будет? До скрипа и взрывов внутри? Пожалуйста… Пусть будет так.

— Тише, — шепнул он, едва отстранившись, но совсем этого не желая. Он сбежал с этого чёртового приёма, чтобы целоваться с Грейнджер в тёмном безлюдном коридоре, куда уж быть тише. Хотелось кричать. Орать, пока горло не исцарапается в кровь собственным воплем, но он лишь сминал её губы своими, чувствуя, как они наливаются кровью, краснеют и жаждут его ответов.