Привет, Галарно!

Мне стыдно за себя. В зеркале ванной комнаты отражаются белки моих стыдливых глаз, как будто я удрал с борта «Титаника», бросив на произвол судьбы женщин и детей.

На самом деле, если бы я был честен, я бы признался, что думал обойтись без других, в одиночку, как безмятежный Мартир, а потом умереть... даже водить карандашом по бумаге стало тяжело. Если бы здесь со мной был Жак, я мог бы начать диктовать ему мои воспоминания, он бы их записывал своим красивым круглым почерком, вырисовывая загогулины из букв k, b, g, а я бы, уменьшившись до размеров котенка, мог бы продолжать свой рассказ:

«Стояла ночь, каких бывает всего несколько в летнюю пору, ночь, когда по берегу реки бродят серые волки, когда за собором прячутся гномы, ночь, когда можно набрать в бутылку светлячков и завалить на сеновале дочку церковного сторожа, украсть кур и кроликов, нажить геморрой, промочить подошвы...»

«Начало июня, несколько месяцев после смерти папы. Альдерик будит меня в маленькой комнатке на чердаке отеля «Канада». Он трясет меня за плечо:

—Одевайся без разговоров и за мной!

Я еще никогда не видел его таким торжественным. У него глаза навыкате, неподвижный взгляд, как будто он следит за огненным мечом архангела. Он опирается о дверной косяк, поджидая, пока я зашнурую ботинки. С него течет пот, как с толстяка, а меня знобит: мы с ним явно не в одной и той же фазе. Я натягиваю шерстяной свитер, он ведет меня по коридору по направлению к задней двери. Снаружи воздух влажен, как мокрый слюнявчик. Альдерик смотрит на меня и говорит:

—Поклянись, что сделаешь все так, как я скажу.

—Если угодно...

—Говори: я клянусь.

—Ну, я клянусь.

—Именем моего отца.

—Именем моего отца.

—С этого момента и до того, как я тебе разрешу, ты никуда от меня не уйдешь, ты должен слепо следовать за мной, а я отвечу на твои вопросы позже, обещаю.

—На кого мы идем охотиться?

—Франсуа, то, о чем я тебя прошу, серьезно, это важно, так что будь любезен закрой-ка пока свою варежку.

—А нельзя было подождать до завтрашнего утра?

—Нет. Так написано: нужна превосходная ночь. Эта та самая, иди сюда.

Альдерик устремляется к изгороди, к которой прислонены два велосипеда, он садится на один их них, я следую за ним на другом. Для человека своего возраста он резво крутит педали, напевая какой-то церковный гимн. Мой дед хоть и с пузцом, но спортивный. Мы выруливаем к железной дороге Сеннвиль, под мост. Альдерик пересекает деревню, затем поворачивает влево на неизвестную мне тропинку. Не так-то легко удерживать равновесие между камнями и кочками, мы едва освещаем себе путь карманным фонариком на магните, пристроенном в глубине корзины на его велосипеде, который сейчас замедляет ход. До меня наконец доходит, почему он весь в поту: ему нужно было найти тропинку заранее, прежде чем поехать за мной. Я начинаю зевать, мне тоже жарко, мне хочется на ходу снять свитер, но колесо натыкается на какой-то корень, я падаю, царапаю руки и даже щеку. Альдерик буквально просиял при виде крови. Как будто это доброе предзнаменование, еще бы чуть-чуть, и он бы возблагодарил Господа Иисуса. Мы уезжаем. Сотней шагов подальше тропинка выходит на мягкую глинистую почву, которая легко пристаёт к подошвам.

—Раздевайся.

—Совсем?

—Сложи вещи в корзинку.

Он тоже раздевается, и вот мы оба голые, как пятигрошовые свечи, пальцы ног растопырены на свежей глине. Тот еще пейзажик! Альдерик походкой епископа направляется к поваленной вдалеке омертвевшей березе. Глина все жиже и жиже, затем она превращается просто в воду, вода холодная, вот она мне уже по колено, я слышу кряканье уток во тьме, впервые в жизни я иду на охоту с голыми руками, в общем-то можно было бы и побраконьерствовать, возьми я с собой лук и стрелы. Местами вода потеплее, и тогда чувствуешь, как проскальзывают между ног пиявки и головастики.

Альдерик нырнул, он плывет со скоростью Джонни Вейсмюллера [63], спасающегося от крокодила. Я догоняю его, он плавает как бог, голова над водой, а у меня ноют руки. Лишь бы ему не пришло в голову пересекать реку в Оке или пусть хотя бы на спине, не брассом. Дедуля, у меня нет твоих сил, я еще сплю, что это все за безумие? Я черт знает как выдохся, мы уже плывем Бог весть сколько, полчаса уж точно, как вдруг я вижу, что он цепляется за красный буек, появившийся вдруг среди тьмы. Я тоже хватаюсь за него, Альдерик на меня смотрит, в его взоре все тот же блеск, видно, что ему хорошо, я и не собираюсь ему перечить, я закрываю глаза, мне кажется, что я вполне могу уснуть прямо в воде, прислонившись к металлическому буйку, как будто я положил голову на застежку-молнию у подушки. Я, должно быть, тону, точно тону, глотаю воду и задыхаюсь. Альдерик шлепает меня по спине, как будто шмякается рыба на пол, затем он продолжает свой путь вплавь. Загребая руками воду, плывет обратно, может, он и передумал. Я теперь плыву рядом с ним, я проснулся, мы в одном с ним ритме, мне уже не терпится достичь берега, обсохнуть. Булькает вода, мои руки ее взбивают, ночью вода кажется бесконечной, коленями я касаюсь дна, все!