Привет, прощай и все, что между ними

Полночь миновала, и почти во всех домах погашен свет. Иногда они видят, как в окне мелькает свет от телевизора или блестят глаза кошки, но большая часть этого района уже спит, и царящая тут глубокая тишина звенит, словно статические помехи.

– Мне жаль, что так вышло с твоим списком, – говорит Эйден. Они сворачивают направо, потом налево, направляясь все дальше в глухую ночь пригородов. – Кажется, все пошло наперекосяк.

Клэр пожимает плечами:

– Надо было меньше планировать. За что боролась, на то и напоролась.

– Что мы пропустили?

Свернутый лист бумаги по-прежнему лежит в ее кармане, но Клэр не достает его.

– Не знаю. Мы должны были поесть мороженое. Остановиться у кинотеатра. Побывать в беседке.

– Но они не были нашими «первыми», правильно?

– Просто места, которые что-то значат.

– Мне жаль, что у нас ничего не вышло, – говорит Эйден, косясь на Клэр. Его слова наполняют ее пронзительной болью. Она резко останавливается и смотрит на него. Эйден поворачивается, и Клэр видит, как на его лице проступает понимание того, что он сказал.

– Ох, – тихо произносит Эйден. – Я не хотел…

Клэр проглатывает вставший в горле ком:

– Знаю.

– Но все же.

– Что?

– Прости, что у нас ничего не вышло.

– И ты меня.

Они продолжают идти дальше, только теперь ближе друг к другу.

– Так, и где мы должны были сейчас находиться?

Сначала Клэр кажется, что в этом вопросе тоже содержится некий скрытый смысл.

Они должны были быть на необитаемом острове.

Они должны были быть в одном колледже.

Они должны были быть вместе.

И тут она понимает, что он имел в виду список.

– Не знаю. По-моему, где-то танцевать. Но мы уже разобрались с этим пунктом.

Эйден останавливается и поворачивается к ней.

– А сейчас мне можно быть романтичным?

– Когда мы уже расстались?

Он смеется:

– Ну да.

Не дожидаясь ответа, Эйден встает перед Клэр, обнимает ее руками за талию и притягивает к себе. Она непроизвольно сжимает руки вокруг его шеи и льнет к нему, как делала уже много раз.

Они почти не двигаются. Это больше напоминает объятия, чем танец – они стоят в темноте и тесно прижимаются друг к другу, словно боятся отпустить. Клэр чувствует характерный запах антисептика, которым Стелла промывала его рану, и аромат перечной мяты его шампуня, который покупает ему мама. Она проводит пальцем вдоль его спины, прямо между лопаток, и по его телу прокатывается дрожь. Эйден наклоняется и целует ее в висок, и ей кажется, что она вот-вот расплачется.

– Помнишь тот вечер? – спрашивает Клэр и слышит, как слегка дрожит ее голос. – Ты весь облился пуншем.

Эйден склоняет голову и тихо смеется в ее ухо:

– Я нервничал.

– Это был просто кошмар!

– Но я был очарователен.

– Ты все время держал в руке стакан, пока танцевал, – прижимаясь щекой к его груди, говорит Клэр. – Пунш плескался в разные стороны, но ты упорно отказывался поставить его куда-нибудь.

– Мне надо было как-то занять руки, – признается Эйден. – Боялся, что ты поймешь, какой из меня ужасный танцор. Поэтому я придумал отвлекающий маневр.

– Пожертвовав своим костюмом.

– Оно того стоило.

Тогда Клэр и Эйден еще не начали официально встречаться: в тот вечер они были просто двумя людьми, которые нравятся друг другу и которые вот-вот станут чем-то большим. Но уже тогда она начала понимать, как все будет у них с Эйденом. Все вокруг них казалось вялым и предсказуемым, их одноклассники совершали банальные поступки, и каждый школьный танец сопровождался очередной драмой: девчонки плакали в туалете, в углах целовались парочки, две компании парней были близки к драке, а выпускники практиковались в испепеляющих взглядах.

А вот Эйден… с Эйденом было весело. Всю ночь он танцевал вокруг нее: исполнял «лунную походку» и брейк-данс, на вытянутых руках вел их в ритме танго, а потом запрокинул ее назад в комичном вальсе, затем кружил и раскачивал так сильно, что у нее все плыло перед глазами. Эйден заметно нервничал, но при этом вертелся как волчок и был совершенно непредсказуем. Взгляд его блестящих глаз и ослепительная улыбка предназначались только ей. Клэр так сильно смеялась, что едва стояла на ногах, и ей все время приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание.

– Я не умею танцевать! – Он пытался перекричать музыку. В спортзале было жарко, и его лицо раскраснелось. – Но меня это не остановит!

В нем было что-то особенное. С ним было весело, часы пролетали незаметно. Весь тот вечер они словно летали, это было похоже на волшебство: пьянящее, радостное чувство, от которого кружилась голова.

И все же какая-то ее часть хотела, чтобы он немного сбавил темп. Хотя бы на мгновение, чтобы она смогла обнять его, прижаться к нему, постоять на месте, считая минуты. Просто держаться за него – за это яркое пятно среди бесконечной серости.

И вот два года спустя это все-таки случилось: они прижимаются друг к другу в монотонном гуле ночи, а в ее ушах громко стучит его сердце.

Вот только он уже больше не принадлежит ей.

Это их прощание, и ничего больше.