Этот враждебный взгляд послал по телу Оуэна дрожь возбуждения. Все инстинкты кричали ему разобраться со Стерлингом, как с сабом, бросающим вызов своему Дому, и Оуэн даже знал, как
— Это спорный вопрос, и его обсуждают уже много веков, но точного ответа никто не знает, — ответил Оуэн, повернувшись ко всему курсу. — Как вам, наверное, известно, предположительных кандидатов на место любовника Шекспира было несколько — если, конечно, у него был любовник — включая графов Саутгемптона и Пембрука. Можно лишь догадываться, что сотворили с этими слухами таблоиды елизаветинских времен.
— Но судя по сонету, женщин Шекспир не жаловал, — заметил Стерлинг.
Оуэн покачал головой.
— Он был продуктом того времени, но я сомневаюсь, что его можно назвать женоненавистником. Множество источников позволяют нам сделать вывод, что, возможно, ему пришлось жениться на женщине гораздо старше него, а это едва ли могло положительно повлиять на его отношение к «прекрасному полу».
— Поэтому он завел молодого любовника на стороне, — сказал Стерлинг. — Разве это не делает его лицемером? Нежелание признать открыто, кто он есть, эти намеки в стихах, которые многие, наверное, даже не пытались анализировать?
— Я думаю, здесь вы неправы, — сказал Оуэн. Почти вся аудитория вдруг замолкла, как будто те, кто видел их со Стерлингом столкновения раньше, ждали чего-то необычного. Он взглянул на лист с записями у себя в руках и заметил, что Шэйри кое-что пометила звездочкой, видимо, желая подчеркнуть идею. — Образованные люди тех дней привыкли искать скрытые значения в каждом слове, они с радостью разобрали бы каждый сонет. У них не было телевидения, кинематографа или компьютеров… Именно так они и развлекались.
Это становилось интересным.
— Есть также предположение, что Шекспир раскидал по в своим работам намеки на личность своего друга. Так в сонете встречается слово «hews»; современное написание «hues», но в оригинале именно «hews». Некоторые говорят, что эти четыре буквы в строках сонета — это инициалы Уильяма и кого-либо из графов, хотя, возможно, люди видят слишком много. — Он положил заметки на кафедру и стал нагло читать. — Точно известно одно — великие поэты того времени были мастерами рифмоплетения. Они могли вложить в одно слово больше смысла, чем было во всей строке. — Он поймал взгляд Стерлинга. — И они знали, что быть откровенным в некоторых вопросах значило рискнуть всем: социальным положением, богатством… жизнью.
— Вы о гомофобах? — Парень в шортах проявлял чересчур явный, на вкус Оуэна, интерес к поднятой теме.
— В наше время есть законы, защищающие людей любой ориентации, но во времена Шекспира ничто не могло помешать другим нападать на тех, кому, по их мнению, не хватало нравственности, — вежливо ответил Оуэн.
— Но мы ведь более цивилизованны, — сказал Стерлинг достаточно громко, чтобы привлечь внимание. — Особенно здесь, в Новой Англии. Мы узаконили гомосексуальные браки и наказываем за преступления на почве нетерпимости. Сейчас не средневековье — люди не теряют положения в обществе просто из-за того, что они геи.
— Эти законы введены совсем недавно и действуют отнюдь не в каждом штате, — заметил Оуэн и демонстративно отвернулся от Стерлинга, который, нахмурившись и поджав губы, смотрел на него. — Думаю, нам лучше вернуться к сонету, я бы хотел послушать тех, кто молчит. — Он кивнул на девушку, которая развалилась на стуле, рассматривая свои ногти, и подняла голову, лишь когда более наблюдательный сосед пихнул ее локтем. — Как бы вы охарактеризовали общую атмосферу этого стихотворения? Радостная? Печальная? Романтичная? Каким было ваше первое впечатление и почему?
Он слушал, как она, запинаясь, пытается сочинить ответ, краем глаза внимательно следя за Стерлингом, но тот, похоже, не хотел заходить слишком далеко — или не осмеливался. Оуэна разрывали на части раздражение и неохотное восхищение хладнокровием Стерлинга. А значит, между ними ничего не изменилось; коктейль именно этих эмоций когда-то заставил его принять предложение Стерлинга.
Оставшуюся часть лекции тот сидел молча, делая вид, что слушает, как Оуэн задает вопросы его однокурсникам. Он даже изредка что-то записывал своим аккуратным, округлым, таким знакомым Оуэну почерком. В конце часа Оуэн свернул дискуссию, перечислив несколько похожих сонетов.
— Уверен, к следующему занятию вернется профессор Тэмпл, — сказал он, дав задание на дом. — Так что не разочаруйте ее — подготовьтесь как следует. Всем спасибо… можете идти.