Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

Ее дары, как и подобает, оказались поистине необычайными[268]. Она объявила, что возводит Томаса Димсдейла в звание барона Российской империи (с передачей этого геральдического титула по мужской линии его семейства до скончания времен). Это было первое баронство, провозглашенное Екатериной за шесть лет царствования, и лишь двенадцатое с тех пор, как в 1710 г. Петр Великий даровал этот титул своему всесильному вице-канцлеру Петру Шафирову[269]. Натаниэля также сделали бароном с правом передавать титул своим наследникам мужского пола. Двойному баронству сопутствовало право добавить на герб Димсдейлов одно крыло орла Российской империи (в середину щита). Это была великая честь, если не считать одного неловкого обстоятельства: у квакерской семьи вообще не имелось герба, к которому можно было бы добавить крыло, так что для этого герб пришлось разработать специально[270].

Императрица не забыла и третьего визитера, сопровождавшего Томаса и Натаниэля в их тайной поездке в Зимний дворец с целью прививки государыни. Александр Марков, шаловливый шестилетний мальчик, чьи пустулы дали материал для ее прививки, также был возведен в высокое достоинство. Ему была пожалована новая фамилия – Оспенный. После своей собственной прививки маленький «лорд Оспенный» перенес эту болезнь лишь в самой легкой форме и затем совершенно выздоровел, лишний раз доказав, что донорство оспенного гноя безопасно для донора. Его наградили 3000 рублей и гербом с изображением согнутой в локте обнаженной детской руки: рукав закатан, являя одну оспину, а кисть держит розовую розу.

Денежная награда Томаса оказалась не менее примечательной, чем геральдические. Екатерина выплатила ему премию 10 000 фунтов (примерный эквивалент сегодняшних 20 млн фунтов единовременного дохода) плюс 2000 фунтов на покрытие путевых расходов в ходе поездки в Россию и обратно. Кроме того, она назначила ему ежегодную пенсию 500 фунтов до конца жизни[271]. По тем временам это были колоссальные суммы, и весть о щедрой царской награде быстро разлетелась по всей Европе.

Изначальное решение Томаса не назначать плату за свою будущую работу (неважно, насколько расчетливое) принесло ему богатство, неизмеримо превышавшее размеры любого гонорара, который он мог бы осмелиться запросить. Кроме того, его назначили лейб-медиком императрицы и присвоили ему чин действительного статского советника (аналогичного званию генерал-майора по Табели о рангах – формализованной российской системе военных, гражданских и придворных чинов). Вознагражденный сверх самых фантастических ожиданий, Томас поцеловал руки императрице[272]. Вдали от родного Хартфорда, в незнакомом краю, наконец избавившись от снедавшей его тревоги, 56-летний врач чувствовал какое-то ошеломление. Великий князь Павел (ему не сообщали об этой награде заранее, чтобы он тоже мог насладиться сюрпризом) чуть не заплакал, увидев, как щедро отблагодарили доктора, которого он успел полюбить. Посол Кэткарт, присутствовавший на тезоименитском балу и последовавшем званом обеде на 120 персон, был весьма тронут этими чувствами мальчика, растущего без отца: «Великий Князь… в тот вечер оказал мне честь, поведав, едва ли не со слезами на глазах, что не в силах даже выразить ту удовлетворенность, которую он ощутил, дав мне отменно убедительное доказательство столь естественной для него чувствительности сердца, лишь усиливаемой посредством весьма продуманного воспитания».

Объявление о баронстве, впрочем, не стало такой уж неожиданностью для Томаса, как он признавался своему другу Генри в очередном письме. Предварительно граф Панин приватно испросил его согласия, сообщив, что Екатерина «весьма высоко оценила мои услуги и желает, чтобы имя Димсдейлов пользовалось уважением, пока существует Россия, с каковой целью она решилась сделать меня бароном ее империи». Доктор обратился за советом к Кэткарту, беспокоясь, не вызовет ли это дипломатических осложнений. Может быть, ему не следует принимать высокий иностранный титул, пока этого не одобрит его собственный монарх? Дипломат тут же заверил соотечественника: король, безусловно, пожелал бы, чтобы врач принял титул, не ожидая его разрешения; ни к чему наносить обиду важному союзнику в деликатный политический момент, тратя время на ожидание, пока из Британии поступит высочайшее согласие. Томас писал: «Мне оставалось лишь ответить, что я, хоть и недостоин такой чести, подчинюсь воле ее величества».

Новости о дарах Екатерины быстро добрались до Лондона, как она и ожидала. Донесение Кэткарта не могло быть благожелательнее по отношению к ней, даже если бы она составила текст сама. «По сим обстоятельствам ваша светлость может судить о блистательности и щедрости Ее Императорского Величества, – восхищенно писал он Рочфорду. – Подобные награды, при всей своей огромности, все же имеют определенную цену, однако сама манера, в коей они вручаются, удовлетворение Великого Князя, всенародные рукоплескания – все эти прибавления, как я убежден, в глазах м-ра Димсдейла поистине неоценимы».