Прививка от невежества

Утро приветствовало нас мертвым розовым кустом, который почернел и покосился, оперевшись на стену летней кухни. Небо, еще совершенно черное, с медленно уходящими звездами. В долине было шесть часов утра. Может, кому-то понять трудно, но Учителя знают все, их обмануть невозможно, поэтому я хотел одного: чтобы Фу Шин поверил в мою любовь к знанию. Больше мне не нужно было ничего. Если Учитель и ждет в десять, то что стоит подойти из уважения раньше. Наверное, я оправдываюсь, может, просто не смог больше ждать. Но в шесть утра мы с женой стояли на железобетонных плитах, брошенных через арык.

— Сереж, — спросила жена. — Может, не стоит так одеваться?

— Пар костей не ломит, — ответил умный я.

Мы стояли, с трепетом глядя на дом, который затаил в себе непостижимую для нас мудрость земли. Звезды постепенно исчезли, небо меняло цвет, становясь похожим на сталь небесного меча. Теплая одежда оказалась напялена не зря, и это меня радовало. Тянь-Шань не спеша выпустил солнце. И вот наконец-то из двери выбежала одна из самых молодых женщин, заспанная и озабоченная.

— Сергей, Танюха, вы чего это там стоите? — с удивлением прокричала она. — Идемте чай пить.

— Спасибо, — ответил я, помахав рукой. — Мы Учителя ждем.

Женщина с пониманием кивнула и быстрым темпом направилась на кухню. Судя по солнцу, было всего лишь около семи. Еще через время начали появляться остальные жители дома. Дверь с грохотом отворилась, и к нам подбежала заспанная Джисгуль.

— Серега, Танюха, папка конфеты привез, — объявила она, — пошли их есть.

— Уйди, козявка, — взмолился я. — Мы Учителя ждем.

— Ладно, сейчас принесу, — шепотом сказала девочка.

— Иди ешь свои конфеты, — зарычал я.

— Ладно, позже принесу, — пообещала Джисгуль и, показав язык, побежала на кухню.

Из дома вышла жена Учителя, глянув на нас, она улыбнулась, кивнула головой и не спеша направилась в сторону кухни. Наконец все поняли, чего мы хотим и перестали зазывать на чай. Время текло, оно смыло краски ледяного утра и подходило к яркому дню.

Моя голова медленно и уверенно нагревалась. Я начал ненавидеть себя за то, что не взял головного убора. Солнце стояло гораздо выше десяти часов. Еще через время из-за того, что пар не ломит костей, я стоял в русской бане. Высокие ботинки раскисли и хлюпали от стекающего в них по раскаленному телу пота. Я представил, как тяжело Татьяне, и от этого стало еще отвратительней. Время неумолимо выкатывало солнце из-за Тянь-Шаня, оно уже дрожало яркими лучами прямо над головой. Это был солнечный и радостный для людей зимний день, который, наверное, только мне и моей жене принес муки пылающего ада. Долина любила коварно шутить, она учила видеть на несколько шагов вперед.

"Ну что же сделал опять неправильно? — мучился я. — А что правильно?" Мысли заплетались в голове, полностью отказав в помощи. Медленно умирая от жары, задыхаясь от собственной глупости и беспомощности, я искал ответ сперва в ледяном небе Чуйской долины, потом в раскаленном. Ко мне не спеша шел Искен.

— Стоишь, лекарь? — с усмешкой, которую боялись в долине, спросил он.

— Умираю, — признался я. — Только ты уходи, с тобой особенно больно, — попросил я.

— Да что ты говоришь? — начал дурачиться он.

— Уйди, — снова попросил я.

— И ты меня прогоняешь? — покачал головой мастер.

— Уходи, — взмолился я, поклонившись ему.

— Анатольевич, кому кланяешься? — вдруг услышал я вопрос жены, которая почему-то назвала меня по отчеству.

Я мгновенно понял, что у меня начались галлюцинации, нельзя увидеть то, чего нет, но именно сейчас нужно было видеть то, что рядом, а не в другом мире.

— Привет, ребята, — послышался голос Ахмеда.

Я тряхнул головой и понял, что он действительно рядом.

— Кого ждем, кыгы? — ухмыльнувшись, спросил он.

— Папу твоего, — ехидно ответил я.

— Ну-ну, мерзните дальше, — посоветовал он и ушел.

— Сереженька, я умираю, — честно призналась Татьяна.

— Ну ты и сволочь, в такой момент, — окрысился я.

— Сам сволочь, — заявила она. — Я же еще не умерла, а ты выступаешь.

— Стоять, радость моя, — то ли приказал, то ли попросил я.

Намокшая одежда стала невыносимо тяжелой, а Учитель все не выходил. Появилась Джисгуль.

— Девочка, — попросил я, — уйди.

— Дурак, — заявила она, — вот конфеты. А папку ждать будешь долго.

Отойдя на несколько шагов, девочка заорала и ударила меня головой в живот, одновременно сунув в руку полную горсть конфет.

Шоколад на несколько секунд облегчил наши страдания.

— Сколько времени? — в отчаянии и без жестов спросил я.

— Двенадцать дня, — ответила девочка и убежала в дом.

Моя жена стояла как настоящая женщина. “Спасибо тебе, девочка, ” — подумал я. Двенадцать часов в долине при добром зимнем дне — это плюс пятнадцать по Цельсию, после ночного минуса пятнадцати. Из дома вышел Фу Шин, увидев меня, он махнул рукой и подошел. Не было сил сделать даже поклон.

— Серега, приди завтра, — попросил он. — Сейчас столько проблем, что даже поговорить некогда.