Прививка от невежества

В этот раз я бил в туалете рыжего кудрявого историка. Бил по голове и головой о стену, а он визжал, как неудачно зарезанная свинья, визжал с руками по швам. Слишком много ненависти было во мне. И тут в мужской туалет с грудным криком ворвалась она. Не кто-нибудь, а та, которую боялись все, боялись и уважали, — наш грозный завуч по внеклассной работе. Она схватила меня за руки и начала разжимать пальцы, обрывая кудри историка.

— Не надо, — жарко шептала она мне в лицо. — Что ты, не надо!

А я, сжав еще сильнее пальцы, залюбовался ею.

— Как твоя фамилия? — вдруг вырвалось у нее из груди.

Историк давно уже замолчал. И тут я не выдержал и засмеялся. Я четко услышал, не знаю, может, даже увидел или ощутил, три дыхания: дыхание сумасшедшего окрепшего зверя, дыхание, наполненное полупрозрачной гадостью — историка и …

— Как твоя фамилия? — снова спросила она. — Ну, отпусти, — вдруг жалобно попросил завуч.

— Послушай, да знаю я, за что ты его, — и она крепко тряхнула мои руки, в которых заболталась голова историка.

Мои ладони скользнули по его волосам и опустились вниз.

— Да знаю, — продолжала она. — Знаю, ударил первоклассника.

Она закатила ему звонкий подзатыльник, и я ощутил то редкое, что иногда выходит из женщины — страх перед чем-то неслучившимся, невысказанным, неумело прикрытое желание, горячее дыхание с каким-то невероятно возбуждающим ароматом, который покрыл даже вонючий школьный туалет.

Я резко развернулся и вышел, хлопнув дверью. Брел домой, не видя дороги, в солнечный осенний день, натыкаясь на готовящиеся ко сну деревья. “Что же это? — думал я. — Похоже на лягушат, и все же другое.”

Завуча боялись. Неужели ученики этой школы могли кого-то боятся? А как можно не боятся плывущую по коридору, пугающе красивую женщину? Немного длинноватый нос, большой рот с очень тонкими губами, уголки которых, казалось, от брезгливости ко всему опущены вниз. А глаза — узкие, заканчивающиеся чуть ли не у висков.

Мне кажется, что страх возникал больше всего из-за ее шеи, длинной, белой, красивой и беззащитной, но как будто ничего не боящейся. Она переходила во все округлое и очень живое. Удивительные руки. Осиная талия, крутые, крупные бедра. Но ведь все это было скрыто от глаз. Знаю, все боялись ее открытой шеи. Глядя вслед плавно плывущей по коридору, с четким стуком тонких каблучков, каждый раз думал: какая же она вся?

Два дня я терпел, в школе была тишина, как будто ничего не случилось. К директору не вызывали, учителя молчали. Одни лишь наглые девчонки пялились да швыряли записки, в которых зазывали к себе домой.

На третий день я не выдержал. Завуч долго не открывала дверь. Через время, она щелкнув замком, предстала передо мной в халате, с мокрыми волосами.

— Проходи, — удивившись, сказала она. Не видя ничего перед собой, я очутился в зале. — Пришел, наверное, извиняться? Ты же понимаешь, что нужно не передо мной? — слова вылетали автоматически, по-школьному.

И вдруг, подняв на меня глаза, она вздрогнула и отступила на шаг. Мокрые волосы, влажный халат. Я чувствовал, что под ним это загадочное тело, которое снится по ночам. Ее узкие глаза были открыты широко, как никогда. Они казались неестественно огромными, такие же черные и блестящие, как мокрые волосы, закрывающие шею и грудь.

— Что тебе надо? — со страхом спросила она и вдруг задрожала.

Звереныш, подняв две руки, собрал волосы и завел их за плечи. Ямка на шее плавно переходила в уходящую под халат ложбину. Не спеша, удивленный собой, я начал расстегивать пуговицу за пуговицей. Голубой халат упал к ее ногам, охватив их волнистым полукругом. Я вздрогнул и отступил на шаг, наверное, большего в этой жизни не увижу никогда. Вот эта сила — понял я, вот почему ее боятся непонятным животным страхом.

Ложбина исчезала между круглых бархатных грудей, которые хотелось подхватить руками и сжать изо всех сил. Их хотелось мучить, казалось, они жили отдельно от нее. Два больших белых хищных животных. Дальше ложбина протекала по тонкой талии и животу.

Круглые, крепкие бедра, но меня притягивали ее колени. Не понимаю почему. Притягательного было много, но колени обладали загадочной силой. Я не знал тогда, что женские колени — для меня главное. Я не выдержал и, опустившись, обнял их.

— Как твоя фамилия? — снова вырвалось у нее. Она стояла, вцепившись мне в волосы, и дрожала.

Внезапно освободившись от своего страха, я медленно встал.

— Молчи, училка, — я с усмешкой своим ртом вцепился в ее надменный рот.

Она оттолкнула меня и отпрянула, потом вдруг с каким-то клокочущим вздохом кинулась ко мне и с силой, схватив за плечи, нагнула, прижав к своему упоительному животу. Через мгновение мы провалились друг в друга прямо на ковре, не добравшись даже до дивана.

Халат снова на ней, такой ненужный и отвратительный, закрывающий красоту, которой кто-то бездумно пользуется.

Она вскочила и наотмашь ударила меня по лицу, раз, два, три, бесконечно.

— Этого не было, понимаешь! — требовала она. — Не было, слышишь? — она приказывала.