“Ну-у-у, — подумал я, — больных нельзя делать своими друзьями. Иначе то, что не сделали японские кланы на Дальнем Востоке, довершат в городе добрые бизнесмены.”
Я снова рассмеялся на весь самолет. На этот раз Андреевич сжал мою руку слишком больно. Забрав ее, я начал бороться с желанием выпить и вспомнил об Андреевиче. Его борьба с алкоголем была не столь безобразна, но по уровню бесконечно выше. Ученик Фу Шина — это серьезно.
Несколько лет назад Андреевич загрустил, и, когда я приехал в очередной раз, он предложил выпить коньяку. У ученика Фу Шина были проблемы с дыхательными упражнениями. В то время Андреевичу хотелось задержать кислород в клетке как можно дольше. Получалось только два с половиной часа. Вот как выражается тоска советского человека, даже если он большой мастер.
— Эх, Серый, — хлопнул Андреевич меня по плечу. — Давай выпьем коньяку.
Я посмотрел на него:
— Давай, Андреевич.
У меня тоже были свои проблемы: пасть дракона в моих руках заклинивало на поворотах. Где бы ни был ученик Фу Шина, рядом всегда были его ученики. Милые ученики, если бы вы, а я обращаюсь к вам, умели делать чудеса, примерно такие: при просьбе о коньяке хоть бы раз восстали, ну хотя бы просто убежали. Нет, вы истинные ученики и поэтому выполняйте все беспрекословно.
Пасть корейского дракона меня замучила окончательно. Мы пили до тех пор пока Андреевича не пробило, но ученик Фу Шина — это очень серьезно, особенно, если учесть загадочную Тибетскую школу — Академию всех школ в мире. Андреевич вдруг как-то сжался, потом, расслабившись, напомнил мне огромного кота, впрочем, все мастера Вьетнама, Китая, Лаоса и Японии именно так его и называли. Стокилограммовый кот на фоне моих шестидесяти пяти. Я испугался.
— А сейчас, Кореец, я покажу тебе окружающее.
До меня вдруг дошло, что в доме нет ни жены, ни троих его детей и, конечно же, ни единого преданного ученика. Они сделали свое дело, но когда стало страшно по-настоящему, исчезли.
Мне отдуваться за всех. “А может, так и нужно? — скользнула мысль в пьяной голове. — Разве может быть по-другому? Да ведь это счастье,” — дошло до меня. Рядом любимый ученик Фу Шина. Пьяный, а разве добьешься от трезвого чего-нибудь?
Ночной город, редкие фонари и огромная, полная луна. Светло и бегущие черные тени.
— Смотри, — сказал Андреевич. — Вот здесь ты есть. — Он шагнул в тень и исчез. — А здесь — нет, — послышался его голос. — Я не сказал ничего нового, правда, Кореец?
Его не было видно, но он был рядом. И вдруг меня кто-то тронул за плечо. Я шарахнулся — рядом стоял Андреевич.
— Видишь, — сказал он. — Ты понадеялся на тени, а я на Луну. Луна, — глубоко вздохнул он, — глаз спящего дракона. Великий дракон так огромен, что мы видим только его глаз. Когда дракон не спит, глаз открывается, превращаясь в солнце. Великий Верховный Разрушитель, — Андреевич поклонился Луне, а значит, моему корейскому Патриарху. — Сейчас, пока он спит, я покажу тебе тайну ночи. Смотри, вон едет машина. И ни одного светофора, все спит. Но перед тем тополем она остановится.
Машина действительно остановилась, и водитель, хлопнув дверью, зашел в тень тополя.
— Видишь, человек? — Андреевич указал в другую сторону. — Он один в ночном городе, он не понимает Луну, деревья и дома. Люди устают в темноте, хотя темнота дает силу и понимание, но только если захочешь. Светлый день расслабляет, хотя он гораздо опаснее. Смотри, человек устал от темноты, сейчас он присядет и обопрется спиной о вон тот горящий фонарь.
Человек с сумкой через несколько шагов опустился на корточки и присел, прислонившись к фонарю. “Что это? — думал я. — Действительно ли Андреевич знает окружающее, а может, он сам заставляет людей делать это, потому что так проще. Или знает окружающее?”
Потом Андреевич пропал. То ли в тень шагнул, то ли не знаю куда — его не стало. Я с трудом добрался домой, но то, что выяснилось потом, рассмешило меня до боли в печени. Сколько времени прошло, но легенды по городу ходят до сих пор. Конечно, Андреевич великий мастер и таких гадостей, как я, он уже не совершает.
Но представьте себе, как ученик Фу Шина удивился, когда утром проснулся полностью одетым, да еще и в ботинках, между двух людей на белых простынях. Это была супружеская пара, которая вместе прожила уже двадцать лет. Андреевич долго извинялся, но они были в невменяемом состоянии, особенно тогда, когда проверили дверь. Она была закрыта, замок абсолютно целый. Так как же туда попал Андреевич? Потом, смущаясь, он рассказал, что это была та девчонка, в которую влюбился в пятом классе.
Меня кто-то тронул за плечо. Самолет. Жена.
— Сережа, Уральск. Давай долетим нормально, — попросила она.
— Я готов. Что стоит лежать в проваленном кресле. Сколько же в нем можно лететь?
— Вставай, — колыхнула жена за плечо.
Жена, кто она? Откуда и будет ли дальше? Вот она, просто есть.