Привнесённая память

 Через неделю Анна принесла ребенка домой. Несмотря ни на что, малышка была здоровенькой, все реакции в норме. Правда, весила маловато, но быстро поправлялась. В хлопотах о малютке у пожилой женщины не оставалось времени ни мучительно размышлять, ни корить себя. Она напоминала тряпичную куклу, в которую вставили вечный двигатель. Под вечер падала без сил, но ради внучатой племянницы выдержала бы и пиратские галеры.

 Слова Жени про то, чтобы отдать ребенка, не принимала всерьез - то болезнь разговаривала, однако адрес и фото отца крошки припрятала. Может, когда-нибудь придется сообщить мужику о внебрачной дочери, все родная кровь. Наташка, единственная близкая подруга Жени, рассказала: после зимних каникул та взяла академический отпуск и ничего не сообщила счастливому папаше. Глупышка, решила справиться с проблемой в одиночку, на авось понадеялась! Увы, беременность сама собой не рассосется!

 После похорон в Анне словно что-то умерло. Все время вспоминался последний день жизни Женечки, каждое слово ее, каждый вздох, каждый жест. Отчего не пощадила бедняжку злая судьба? Не спас, не уберег Господь? Поплакать бы, но даже на слезы не хватало ни сил, ни времени…

 Однажды под вечер Анна прикорнула на часок, пока младенец спал после кормления. Пробудилась внезапно, словно от толчка. В квартире висела сонная тишина. Женщина посмотрела в сторону детской кроватки и вздрогнула: возле люльки стояла высокая тетка в посконной серой юбке и старой зеленой кофте. На ногах ее – вот уж чудеса – малиновые суконные ботики. Сейчас такие не делают, а зря, между прочим, вовек не сносить! И теплые, и удобные! Во всей фигуре нежданной пришелицы было что-то до боли знакомое, близкое и в то же время – страшное, очень.

 -Мама! – позвала Анна.

 -Ну, я! – незваная гостья повернулась на голос, глянула без улыбки,  с привычной строгостью. – Чого вытаращилась, чагрыня чертова? Как есть дурища! Думашь, пугать тобя явилась? Чудище нашла!

 -Мамочка, ты жива? – пролепетала Кучасова, встала с дивана, подошла ближе, всмотрелась в родное, но отчего-то жуткое лицо.

 -А как жо? Живехонька, чого и тобе желаю! А ты ужо и рада мать в землю закопать! – проворчала Василиса и наклонилась над кроваткой. –   Правнучка моя единственна! 

 -Нет! – вскрикнула Анна. – Пожалуйста, не надо!

 -И не думай! Вас вынянчила и ей не наврежу!  

 -Ты же мертва, мы тебя похоронили!

 -Ты, Нюрка, как есть ни на чо не годная! Ей-ей, оглобля сломанная! Я те говорила аль нет, за младшенькими смотреть? Нет, энта чупаха всех проворонила! Лидушку, Томку! Аркашенька тоже из-за ней вскрылся! Рази ж можно такой недотепе дитя доверить! – методично вычитывала незваная гостья.

 -Мамочка, я не виновата! Нет на мне греха! – робко возразила старшая дочь.

 -Ах, нету? А хто Лидию в МОскву отпустил? Хто Аркашку не уберег? Хто Тамару не разговорил за свово вахлака выходить? Ничо доверить нельзя! – строгий взор Василисы, казалось, впивался в душу и терзал ее изнутри.

 И где-то там, глубоко, саднило, болело, ныло что-то ощутимое, вещественное, словно раскаленный камень в грудь зашили. Права, права матушка! Как раньше, так и теперь, на ней, Анне, вина за все! На то старшая. А уж за Женечку как пить дать, отвечать на том свете! Обещание, сестренке пред смертью данное, нарушила. Голос родительницы бил по черепу:

 -Все дети как дети, ты у меня одна непутящая, ни в чем толку нету. Ишь, пялит зенки, а пол не метен! Другие матари надежа и опора, а энта… Только б филонить! Хто надысь кофту хорошую кошке на подстилку извел? Её ишшо таскать и таскать! Подумаш, молью траченная да ворот оторвался! Ничо не бережешь, матрин труд не ценишь! Нет бы, починить, ленчук эдакий! Но уж я покажу тобе! Пора лень сменить на ремень! Сроду детёв своих не била, а вот возму дрын да по хребтине отхожу! Да не жалобь, не разжалобишь!

 Приглядевшись, Анна увидела нечто такое, отчего волосы встали дыбом. Не её, взрослую женщину, жизнью битую да ко всему привычную, отчитывала мать,   а тощего ребенка, одетого в стираный мешок из-под картошки с дырками для рук и головы. Девочка тряслась, словно затюканный щенок. 

 -Да не сжимайся, чай, мать пред тобою! От нее все, как подарок прими! После сама благодарить станешь! Жизни, знать, учу!

 -Не хочу  такой жизни, лучше побей, только ничего не говори! – вдруг произнесла малютка, подняв голову.

 И тут-то увидала Анна – вовсе не она маленькая стоит перед Василисой, а другая девчушка – дочь Женькина, беленькая да красивая.

 -Ишь, гордая какая! Запомни, ты – мое говно на лопате! Захочу, и сброшу! Поняла, хорошка моя? – внезапно голос матери сделался карамельно-сладким.    

 Черные руки потянулись в люльку с мирно спящим младенцем. Нельзя покойнице брать девочку! Никак нельзя!

 Перед глазами тут же возникла измученная родами Женя, простонала:

 -Ты теперь за нее отвечаешь! Если баба Василиса и за моей крошкой явится, это на твою совесть камнем упадет!

 -Нет! Не отдам! – вскричала Анна.