Привнесённая память

 -Представляешь, Аньк, в моем классе половина девок Октябрины, половина – Снежанны, будто летом и весной у них там никто не рожает. Темный народец! А пацаны Казимиры или Салаваты. Есть одна Анжела и один Евсей, обалдеть! Половину сентября в колхозе на уборке картофеля проторчали. Так в первый день мои девки-Золушки быстренько ручонками своими цепкими все в ведра покидали, машину нагрузили и по домам расползлись. Наутро я их одних в классе оставила, отчитала в пух и перья! Говорю, если вы, засранки, еще раз без спросу уйдете, всем в дневник замечания накатаю и в угол поставлю на целый урок! Поняли, сучки? Так одна паразитка и спрашивает, мол, как мы все в одном углу поместимся? С ума сойти! Цирк бесплатный! Дурдом на прогулке!

 -Нежто так можно? Они же дети! – удивилась Анна.

 -Эти медные тазики – не дети! – хмыкнула Тамара.

 -А кто?

 -Хрюшки в рюшках! Сама не знаю, дикие зверьки какие-то. Смотрят на тебя и ни бельмеса не понимают! Раздражают они меня жутко! Уж лучше хохлов или мордву учить! Впрочем, хрен редьки не слаще!

 Словом, младшая дочь Кучасовых не нашла себя в педагогике.

 А тут на счастье или беду заехал в забытое Богом село молодой художник с экзотической фамилией Рябоконь-Куликовский. Творческому гению наскучила городская жизнь, наступил кризис вдохновения, и утонченного аристократа потянуло в сибирскую глушь. Молодые люди встретились на крутом берегу стылой реки. Один воодушевленно писал пейзаж, другая привела туда детей – провести тематический урок "Осень в творчестве великий русских писателей и поэтов". Надо сказать, говорить Тамара умела эмоционально и красиво, когда хотела, конечно. А тут уж расстаралась вовсю.

 Зацепило субчика! Воскликнул восхищенно:

 -Как великолепна здешняя природа! Мои ангелы ликуют при виде этой первозданной красоты!

 -А мои – скукожились от декадентской печали! – с томным лицом выдала Тамара, справедливо полагая: подобная рыба клюнет быстрее на вычурную штучку, чем  на легкомысленную кокетку.

 Обеими вышеуказанными ролями младшенькая Кучасова владела в совершенстве. Дальше  – умело и как бы невзначай назначенное свидание в местном клубе. Между родственными натурами вспыхнул бурный роман, окончившийся лихорадочной росписью в сельсовете. Затем Тамара правдами и неправдами добилась открепления, и парочка уехала на родину мужа.

 Осталась Анна с могилами близких. С воспоминаниями о неласковой матери и невозмутимом отце, о трагически погибших братьях и сестре, о синих глазах шляхтича. Тревожилась за Тому – приживется ли в чужих краях? Засыпала в слезах, просыпалась в тоске: никто не знает, каково век вековать одинокой женщине с больной душой.

 Через три года у четы Рябоконь-Куликовских родилась дочь Евгения. Девочка росла беспокойной, не спала ни днем, ни ночью, часто маялась животиком. Вспомнив о сестре, Тамара приехала в родной дом, взмолилась:

 -Аннушка, выручай, у меня шерсть на щеках выросла от недосыпа! С ног валюсь. Да еще на треклятую работу скоро выходить, а девчонку куда? В ясли не отдашь, дите итак слабенькое, начнет болеть, не переставая. Поехали со мной, а? Квартиру Альберту родичи оставили трехкомнатную, места навалом, не чета нашему бараку! Не бросай меня! Да и тебе хватит тут одной мыкаться! Вместе заживем, как песню запоем!

 -Кому за могилками ухаживать? - возразила Анна.

 -Тю! О живых надо думать, а не покойников стеречь! И потом, кто тебе запретит сюда приехать, если захочешь? Тут не так уж далеко: два дня пути без пересадки! – убеждала младшая сестра. – Надо друг за друга держаться, вдвоем мы с тобой остались на всем белом свете!

 Поплакав в подушку, Анна решилась: не о том ли говорила ей мать на смертном одре? Родительский дом, где каждый наличник выструган отцовскими руками, сестры продали, собрали немудреные пожитки и отбыли в чужие края.

 Жизнь потихоньку налаживалась. Старшая Кучасова сразу же взвалила на себя всю работу по дому и уход за малышкой. Щеки Тамары порозовели, да и Женечка стала спокойнее, поправилась благодаря теткиным заботам. Вскоре племянница сделалась для одинокой женщины смыслом жизни. Всю любовь и ласку отдавала она крохе, которую пестовала и лелеяла, как собственное дитя. А подросла девчушка, Анна пошла работать дворником в домоуправление, дабы не сидеть на шее у Альберта и Тамары.

 Настали благие времена - работы Рябоконь-Куликовского заметили, он начал выставляться. Вскоре две картины Альберта уехали в саму столицу в составе подборки "Молодые художники глубинки", где чуть позже их приобрела галерея "Софи". Тамара оставила преподавание в школе и перешла работать в облоно, там и спокойнее, и оклад куда больше. Супруги приобрели дачу за городом и новую просторную мастерскую  взамен захламленного чердака, а потом и машину.

 Анна по-прежнему жила в семье, вела хозяйство и занималась Женечкой. Трудно сказать, чего женщина не умела делать руками, разве только гнуть подковы да писать картины! Она обшивала и обвязывала ребенка, пекла торты, ухаживала за  дачным садиком, да и по части забивания гвоздей и мелкого сантехнического ремонта далеко не у Алика голова болела.