Высыхала под солнцем трава. Он чувствовал себя как никогда легко и уверенно, и почти не удивился, когда его явственно позвали: «Марран!»
Он оглянулся, и конечно, никого не увидел. Тянулись поля, маячили рощицы, колыхались несжатые колосья. И кто-то засмеялся тихо, вкрадчиво, где-то там, в нем, внутри, кто-то другой, посторонний, засмеялся и сказал: «Ловко, ловко, Марран!»
Позолоченная карета громыхала на ухабах, резво бежала шестерка вороных, стойко переносящая все тяготы пути. Как заговоренные, сказал бы я, если б не знал, что кони действительно заговорены Лартом от случайностей и болезней. Да и карета – сколько уже проскакали по колдобинам ее тяжелые колеса, а что ей сделается!
Я, однако, ни заговоренным, ни железным не был. Путешествие вытягивало из меня последние силы, а все эти прорицающие девчонки и сами собой вспыхивающие книги, конечно, здоровья не прибавляли.
Ларт был угнетен неудачей и не мог простить мне купчихиных помыканий. Наши отношения вконец испортились, я знать не знал, как загладить свою вину.
Так миновала неделя, и мы прибыли в замок барона Химециуса. Барон принял нас вежливо, но прохладно. Втайне он считал всех магов дармоедами, столь же бесполезными, как пуговицы на шляпе, однако вслух высказывался помягче:
– Господин э-э-э… Дайнир, не соблаговолите ли вы объяснить мне и домочадцам, так сказать, смысл так называемого магического дара? – спросил он за первым же обедом в зале, где за длинным столом восседали сам барон, его бледная жена, огненно-рыжий сын, две маленькие дочки, старушка-приживалка и я, сопровождаемый стоящим за спинкой стула Легиаром.
Не успел барон завершить свою ехидную тираду, как крылышко индюшки вспорхнуло с моей тарелки, сделало круг почета вокруг стола, капнуло соусом на приживалку и впихнулось в мой разинутый рот. Ларт, по-видимому, во что бы то ни стало решил поддержать репутацию магов.
– Ах! – сказали в один голос маленькие дочери барона. Сынишка фыркнул, жена вздохнула, а старушка-приживалка достала платок и принялась чистить испачканное платье.
– Ну-у… – насмешливо протянул барон. – Будучи, с позволения сказать, в балагане, я наблюдал не раз, как фокусник доставал кроликов из пустой шляпы, однако никому бы не пришло в голову оказывать таковому фокуснику особенный, так сказать, почет, в то время как маги…
Шелковый бант у него на шее задергался и превратился в зеленого длиннохвостого попугая, который, слетев с бароновой рубашки, уселся на канделябр в центре стола и запел сладкую серенаду. Девчонки снова ахнули, баронесса вздохнула, мальчишка захохотал, а приживалка поперхнулась.
– Ах, господин Довнир, – удрученно покачал головой барон, – я знавал одного птицелова, заточавшего в клетки дроздов и синиц с тем, чтобы обучить их песенке и продать на базаре…
Мальчишка запустил в попугая костью. Тот рассыпался стаей бабочек, которые мгновенно вылетели в окно. Барон проводил их сокрушенным взглядом:
– И все же я не могу понять, господин Дранир…
– Меня зовут Дамир, – сказал я мрачно.
Сразу после обеда я устроил Ларту истерику. Я сказал, что не вижу смысла в нашем маскараде, что мне надоело попадать в смешные и нелепые ситуации, что я устал, что я боюсь, что с меня хватит. В порыве чувств я даже принялся отстегивать шпагу и стаскивать с себя камзол чародея. Ларт смотрел на меня меня холодными, сузившимися глазами:
– Это бунт?
Его вопрос несколько меня отрезвил. Я раздевался все менее и менее решительно, пока не застыл, поникший, комкая в руках кружевное жабо. Ларт сидел в углу и смотрел на меня не отрываясь – смотрел отстраненно, изучающе.
– Хозяин, – сказал я жалобно, – хозяин, простите… Разрешите мне по-прежнему служить вам, просто служить, не разыгрывая представлений. Я не могу быть магом. У меня не выходит. Впрягите меня в карету вместо лошадей, но, умоляю, не заставляйте прикидываться вашим господином. Пожалуйста!
Он протянул ко мне узкую жилистую руку и вдруг резко сжал пальцы в кулак. Я, стоящий в другом конце просторной комнаты, был цепко схвачен за ворот. Между нами было десять широких шагов, но он подтащил меня прямо к своему лицу, к ледяным, безжалостным глазам:
– Мне НУЖНО, чтобы ты был магом. Мне НУЖНО, чтобы ни одна крыса в этом не усомнилась. И, клянусь канарейкой, ты будешь играть эту роль до конца. До конца, что бы там ни было! Посмей только струсить…
Он разжал руку, и я отлетел к стене. Запрыгала по полу костяная пуговица от моей батистовой рубашки.
На следующее утро мы вместе с бароном, ловчими и доезжачими отправились на охоту. День был ясный, но не жаркий, лошади были великолепны, и даже я, всегда с опаской садившийся в седло, чувствовал себя сносно. Возможно, я чувствовал бы себя еще лучше, если бы не цепкий, пристальный взгляд Ларта, не отстававшего от меня ни на шаг. Вчерашняя его угроза висела надо мной темной тенью: «Посмей только струсить!»
Я ехал по левую руку от барона, вооруженного длинной заостренной пикой; по правую его руку ехал старший егерь. Как мне объяснили, бароновы угодья просто кишели пригодным для охоты зверьем.