– Послушай, неужели ты на самом деле думаешь, что какая-то тварь способна навредить человеку, который находится под защитой у Легиара? Будь она Третьей силой или даже Четвертой, ты меня просто оскорбляешь своим страхом! Твое дело – держаться роли… Теперь ты понимаешь, НАСКОЛЬКО это важно?
В этот момент в дверь быстро, смятенно заколотили:
– Господин волшебник! Вас хозяин зовет!
Барон, окруженный домочадцами, стоял посреди обеденного зала в мятом халате. Он поднял нам навстречу смятенные, полные страха глаза:
– Господин волшебник… Что это?
Перед ним лежала на столе груда золотой фамильной посуды, сплошь в бурых пятнах ржавчины.
Замок был парализован ужасом. Заржавело обручальное колечко баронессы, золотой колокольчик у входа, все драгоценности в шкатулках, все золотые монеты в кошельках. Парадные гобелены, вышитые золотом, роняли на пол крупинки ржавчины.
– Знамение, – шептал Легиар бледными губами, – это – знамение.
Он тяготился, если приходилось переночевать дважды под одной крышей. Дорога стала ему родным существом, она грела ему пятки, шутила, петляя и неожиданно сворачивая, развлекала и хранила. Попутчики делились с ним хлебом, он делился с ними всем, что успевал заработать, останавливаясь ненадолго в деревнях и местечках. Если оставалось в котомке немного еды, он мог и не проситься на ночлег, а просто шел всю ночь, не уставая, ничего не боясь. Дорога помогала ему.
Однако, случилось так, что на закате солнца в котомке не осталось ни крошки, а впереди, чуть в стороне от дороги, показалось людское поселение. Руал подумал, подумал и свернул.
Бродили куры по пустынным улицам, рылись в земле, разлетались с кудахтаньем из-под Руаловых ног. Плотно закрыты были резные ставни больших бревенчатых домов. Пустовали скамейки у заборов, ни души не было у колодца, а между тем цепь на вороте была еще влажной, и примята была трава там, куда ставили ведро. Руал оглянулся – где-то стукнул ставень.
Он поежился, пытаясь понять, почему так странно и тягостно на душе. И понял – тишина. Невероятная для сельской улицы тишь.
Не лаяли на чужака собаки, не мычали во дворах коровы, не орали петухи, не тюкал топор. Ветер, ворота поскрипывают – будто кладбище.
Он побрел дальше, не решаясь постучать в какую-нибудь калитку, чувствуя настороженные взгляды из-под закрытых ставней, напрасно пытаясь поймать хоть один такой взгляд. Поспешный стук закрываемой задвижки – и снова тишина. Руал был голоден – и все же ему захотелось немедленно уйти.
– Эй, парень!
Руал присел, как от пушечного выстрела, хотя к нему обратились почти шепотом. Немолодой уже крестьянин выглядывал в чуть приоткрывшуюся калитку, манил Ильмарранена пальцем:
– Поди сюда… Ты чей? Что надо?
– Я странник, – отозвался Руал, и тоже шепотом.
Крестьянин плюнул:
– Так что ж ты улицами шатаешься?! Иди сюда, быстро!
Он схватил Руала за рукав и попросту втянул во двор, тут же заперев калитку. На пороге дома стояла встревоженная женщина:
– Скорее в дом… В дом, Гаран, и парня сюда…
Она не успокоилась, пока за Руалом и его проводником не закрылась дверь.
Ильмарранен неуверенно огляделся – кроме приведшего его крестьянина и встревоженной женщины, в прихожей переминались с ноги на ногу двое молодых, похожих друг на друга парней, да застенчиво выглядывала из комнаты смуглая девочка лет десяти.
– Ты кто? – тихо спросила женщина.
– Странник, – сказал Ильмарранен и улыбнулся. Она не ответила на улыбку, внимательно вглядываясь в его лицо.
– Он нездешний, – объяснил шепотом мужчина. – Он ничего не знает.
Женщина подумала и кивнула, приглашая гостя войти в дом.
Вслед за женщиной Руал прошел узким коридором в просторную кухню с бревенчатыми стенами, где мерно, уютно поскрипывал забившийся в щель сверчок. За ним вошли приведший Руала крестьянин, оба парня и девочка.
– Ты голоден? – спросила женщина.
И, не дожидаясь ответа, кивнула дочери. Та ловко достала из печи чугунок с остатками каши и с полки – хлеб, завернутый в тряпицу, доверчиво улыбаясь Руалу, поставила на стол.
– Мы уже поужинали, – сказала женщина. – Ешь.
Благодарный Руал, ни слова не говоря, взялся за кашу. Ему стоило труда сдержаться и не проглотить ее сразу, всю. Парни, сопя, топтались в дверях, женщина присела напротив на скамейку, девочка, широко открыв глаза, смотрела, как Руал ест. Приведший Руала мужчина, видимо, хозяин, хмурился и потирал подбородок, покрытый редкой седеющей бородой. Сверчок, примолкший было на минуту, выдал длинную нежную руладу.
Наевшись наконец, Руал поблагодарил. Потом оглядел обращенные к нему лица – тревожное у женщины, хмурые у парней, усталое у пожилого и любопытное у девчонки – и спросил осторожно:
– Что за несчастье у вас, люди?
Громче засопели парни, переглянулись женщина и пожилой. Потом женщина поднялась и бросила девочке:
– Давай-ка, собирайся спать.
Та, хоть ей было любопытно, послушалась и тихонько выскользнула, бросив на прощанье взгляд в сторону сверчкова убежища.
– Расскажи, Гаран, – сказала женщина пожилому.
Тот помялся, теребя подбородок, и сказал наконец: