От этого можно сойти с ума повторно, а она еще не оклемалась после последнего бурного сумасшествия. Никто, впрочем, не оклемался от ее последнего приступа, вернувшего к жизни Китнисс Эвердин (за что ей, кстати, никто так и не сказал спасибо). Доктор Аврелий звонит так же часто, как и раньше, но тратит меньше времени на разговоры. Теперь он всегда чем-то занят, теперь в его голосе все чаще проявляется нетерпение, которое он пытается подавить силой воли, но которое не получается утаить от Джоанны. Доктор Аврелий ругает свою пациентку за то, что она начала опять курить. За то, что она так и норовит слезть с диеты, на которую насильно посажена из-за своей ненормальной (и некрасивой) худобы. Джоанна вяло огрызается. Если здесь есть сигареты, значит, здесь можно курить. Она терпеть ненавидит диеты, даже те, которые предназначены для набора дополнительного веса, не считая мышечной массы. К тому же, Питу нравится ее тело – не такое округлое, с выступающими ребрами, позвонками и ключицами. И да, - вы видели вообще Китнисс Эвердин? Той кома тоже не пошла на позу; у Китнисс никогда не было таких резких скул и таких острых улыбок, хотя шутить она так и не научилась. Шутить, держать удары, делать хорошее лицо при плохой игре, и вообще, почему мы говорим о Китнисс Эвердин?
- Ты сама заговорила о ней, - мягко говорит Аврелий, - ты сама сравниваешь себя с нею. Это какой-то комплекс? Ты хочешь поговорить об этом?
Джоанна устала от разговоров, ей хочется действовать. Куда-то идти. Кого-то бить. Изредка ей удается побить Хеймитча, который теперь тоже выглядит вполне сносно, да и бьет по противнику, а не по его иллюзорной проекции. Изредка она дерется с Питом, но с Питом любая драка напоминает какую-то любовную ролевую игру, причем, не только им одним. Энорабия, например, наблюдая за их спаррингом (у нее только и получается, что наблюдать сразу за всеми, улыбаться и отпускать такие скупые комментарии, от которых волосы дыбом встают), заявила, что для таких прелюдий нужна закрытая секция, а здесь все-таки люди есть и дети. Хеймитч, живший какое-то время через стену от них с Питом, не упустил возможности развить тему. Джоанне, конечно, все равно, что говорят неудовлетворенные люди обоего пола за ее спиной, но лицо Китнисс Эвердин, маячившей где-то поблизости, ее почему-то не обрадовало. Такое кислое лицо не может радовать даже тогда, когда ты – причина этого выражения.
Еще Джоанна чаще выбирается на прогулку. Иногда с Питом. Иногда с Хеймитчем, который ворчит и вырывается, и постоянно пытается свернуть в ближайший магазин со спиртными напитками, расход которых увеличился из-за того, что склонность к алкоголизму обнаружилась в тихом и прежде спокойном Вольте. Вот уж от кого не ждали!
- И как вы раньше на теме пьянства с ним не состыковались? – подначивает Джоанна бывшего ментора Двенадцатого Дистрикта.
- У меня был достойный напарник. Из-за вас, идиотов, он погиб на Арене Третьей Квартальной Бойни, - Хеймитч грустнеет, и уже Джоанна тащит его ближе к алкоголю, да и сама под шумок выпивает пару рюмашек.
Они пьют в неположенное время в одном из кафе с открытой площадкой. Тент широкий, но Джоанна умудряется лечь на два стула и подставить длинные ноги (уже красивые из-за тренировок и диеты, которую она сейчас самым наглым образом нарушает) под палящее солнце. Ей обязательно нужно немного загореть, она ведь не Китнисс, не может пугать народ своей смертельной бледностью. От того, что в голову опять приходит мысль о Китнисс, Джоанна морщится. Может, это какой-то вирус, который передался ей от Пита? Вот уж в чьей голове слишком много мыслей о Китнисс.
Опять выпивший Хеймитч явно настроен на беседу. Джоанна пользуется этим во всю; ей хочется сплетен, грязных тайн, чего-нибудь запретного и таинственного. Еще хочется мороженого, но заказывает она почему-то порцию свежего сока и долго размешивает сок с мартини тонкой ярко-салатовой трубочкой, думая теперь уже об Эффи Бряк.
- Я сказала Эффи, что она виновата в моем заточении в лечебнице, - выговаривает медленно, растягивая слова, еще не понимая, почему говорит это именно Хеймитчу и именно сейчас. – Она вколола мне наркотик перед тем, как я оживила Эвердин. Откуда у нее вообще взялся этот наркотик? – спрашивает пустоту, и натыкается на тяжелый взгляд Хеймитча. – О, да брось. У тебя короткая память, - заявляет громко. – Ты же уже перестал ненавидеть меня за то, что я сделала это!
Эбернети сверкает глазами и говорит, что ничего никогда не забывал. Иногда, правда, кое-что ускользало из его памяти, но только из-за алкоголя и разгульного образа жизни.
- А еще я просто очень хороший человек, - добавляет он после паузы.