Привычка выживать (СИ)

Бити большую часть времени пропадает в своих лабораториях, тренировки для него – роскошь, никому не нужная. По вечерам он изучает материалы, к которым не имеет доступа, и даже почти не прячется от проверок. Энорабия, если не тренируется, не третирует внучку мертвого Президента, не доканывает Джоанну, не наблюдает за Питом, не следит за Питом и Каролиной во время их уроков рисования, присоединяется к нему, и изрекает скупые циничные замечания, по поводу того, что все они здесь обречены, как звери в клетке. Просто вольер сделали побольше в сравнении со старой оборудованной капсулами Ареной. Однажды во время таких посиделок их двоих обнаруживает Хеймитч, которого уже выпитая бутылка коньяка делает щедрым и очень общительным.

- Сидите, значит, - говорит Хеймитч, впрочем, нисколько не удивляясь, и не спрашивает разрешения, чтобы устроиться за одним столом. – Общаетесь, значит.

Бити пытается понять, каким образом сводка новостей, только что поступившая на стол министра связи, может являться «общением», но не сопротивляется. Отчего-то он думает, что чем меньше он будет думать над сокрытием какой-либо тайны в обществе всех этих сумасшедших, тем целее тайна будет. Хеймитч подтверждает его догадки, подслеповато, как старик, пялясь в монитор, считывая секретную информацию едва ли не вслух, проговаривая отдельные слова себе под нос. Постепенно он, конечно, трезвеет, и глаза у него из прищуренных становятся очень даже большими – как чайные блюдца. Хеймитч сглатывает, ловит на себе спокойный взгляд сосредоточенной Энорабии, рядом с которой по странной случайности всегда оказываются всякие колюще-режущие, ну, или, на крайний случай, тупые тяжелые предметы, и неловко улыбается.

- Общаетесь, значит, - глупо повторяет он.

И предлагает прикончить бутылку конька втроем. Идею поддерживают все.

После приятного времяпровождения Хеймитч поднимается на четвертый этаж, стоически отбивает голодные атаки Мейсон, и выволакивает Пита на балкон. Во время пьяной беседы Бити по-свойски перечисляет ему все темные места, предназначенные для проведения тайных переговоров, и Хеймитч использует новое знание по максимуму.

- Что тут вообще творится?! – рычит на ухо Пита, которого выволок на балкон прямо из студии, вместе с баночкой краски в одной руке и кистью – в другой. – Что ты творишь?! – сбавляет тон, натыкаясь на невинный взгляд творческого человека.

Он и прежде был против уроков рисования, бесед с Каролиной Сноу, проведения нового шоу, общения с министром связи, у которого от встречи к встрече глаза делаются все более хитрыми. Он был заранее против всего, чтобы тут, в конечном счете, не происходило. Пит не может ответить ни на один его вопрос, а только хлопает глазами и рассматривает свою кисть. Эбернети покидает его с громогласной фразой о том, что всех их здесь казнят, расстреляют, расчленят и заклеймят позором в произвольной последовательности, как сумасшедших и политических преступников, которые даже не прячутся.

В таком настроении он сталкивается с Китнисс, изрядно похорошевшей после сеанса массажа и некоторых косметических процедур.

- Ты, - тыкает пальцем в девушку, будто не злится на нее за их последний разговор, в котором был справедливо обвинен во всех смертных грехах, - ты, - повторяет еще более грозно и выдыхает. – Уверен, что ты обо всем этом знаешь даже меньше меня, - добавляет с абсурдным удовлетворением и выглядит как человек, с плеч которого только что упал Эверест.

Китнисс тоже невинно хлопает глазами и хочет сказать какую-нибудь жестокую гадость, но не успевает. Разогретый успехом и парами не выветрившегося коньяка, Хеймитч вприпрыжку бежит к лифту, чтобы начать план по осаде Бити, который знает гораздо больше всех остальных и может что-либо прояснить в происходящем. План ему не то, чтобы удается, но с Бити они и раньше находили общий язык. Особенно, с помощью коньяка. Китнисс морщится и продолжает свой прерванный путь, думая о том, что их всех здесь расстреляют, казнят, заклеймят позором в произвольной последовательности, потому что так жить нельзя, так вести себя нельзя, и во всем этом абсурде лучше не участвовать.

Она просит у тренера новый уровень нагрузок, хотя все тело ломит и с трудом приноравливается к нагрузкам изначального уровня. Она добивается своего, и стоит ей только появиться в секции с холодным оружием, как рядом оказывается Энорабия.

- А как же это твое «я никогда больше не возьму в руки лук»? – спрашивает язвительно, выбирая себе меч потяжелее.

- У меня память хуже, чем у тебя, - огрызается Китнисс и узнает, что прежние правила в новом центре не действуют.

Им всем можно тренироваться друг с другом, будь то метание ножей или спарринг. В соседней секции, к примеру, Джоанна пытается положить на лопатки Хеймитча, но Хеймитч крепко стоит на ногах, и, кажется, прикупил себе неплохие бируши, чтобы не обращать внимания на словесные атаки Мейсон.

- Не испугаешься, Сойка, старой соперницы? – интересуется Энорабия с явным вызовом.

И Китнисс этот вызов принимает.