Привычка выживать (СИ)

- Этим человеком был Сноу, - внезапно перестает быть мечтательным Хевенсби. – Тебе сложно будет принять Сноу таким, каким я знал его. Правда в том, что я никогда не любил Сноу. Восхищался им, быть может, но не любил. Еще до знакомства с ним я знал наизусть все слухи, которые о нем распространяли еще в самом начале его политической карьеры. Сноу был человеком ниоткуда. Однажды он просто появился в высших кругах в качестве мужа какой-то богатой дамы, на несколько лет старше его самого. Он был амбициозен, тщеславен, коварен. И очень умен. А как он говорил! - добавляет Плутарх, не скрывая восторга в своем голосе. – Его готовы были слушать сутками напролет. Ему готовы были верить, чтобы он не говорил. Это было похоже на какое-то древнее заклятие; он начинал говорить, а все вокруг повторяли его слова на разный лад. Даже я слушал его, открыв рот. И на публичных выступлениях, и после, во время личных бесед. Сноу тоже мечтал о другом Панеме, хотя на деле его вполне устраивали Голодные Игры. У него было много идей, в которых Голодные игры отменяли за ненужностью, но ни одна из них не была воплощена в жизнь, потому что Сноу был хитрым, но все-таки трусом. Он добился своего, заняв пост Президента, и власть сделала его жизнь невыносимой из-за страха вновь оказаться внизу. При нем Игры стали еще более кровожадными. Жестокости в них и до Сноу было достаточно, но при нем жестокость возвели в ранг искусства. Он считал, - Плутарх делает паузу, пытаясь воспроизвести точные слова последнего Президента дореволюционного Панема, - что кровь прекрасна на белом фоне. Он был глупцом, - нотки ностальгии и восторга быстро исчезают из голоса Хевенсби, а глаза зло прищуриваются. – Придя к власти, он перестал вдохновлять кого-либо своими пламенными речами. Он был знатоком ядов, и яды стал использовать вместо слов. Он похоронил без всяких сожалений свою первую жену, женился во второй раз. Женился, не делая из своей женитьбы никакого Шоу. Затем у него родилась дочь, и это событие тоже не стало общеизвестным. Я занимал тогда неплохую должность и считался одним из его любимцев. Я видел то, о чем не догадывались многие из находящихся рядом с ним людей. Он ценил время, проведенное со своей семьей так же, как ценил роскошь, которой себя окружал. А еще книги, - вновь пауза. – На какие только ухищрения он не шел, собирая свою библиотеку. Уверен, - обращается Плутарх непосредственно к Питу, - тебе бы пришлась по душе его мания. Мания, но не средства, которые он использовал, потакая своим капризам. Его вторая жена не была допущена к книгам, а вот дочери он многое позволял. Неудивительно, что она выросла такой строптивой. Неудивительно, что она единственная могла ему перечить во всем, что касалось ее самой, да и всего происходящего в целом, - здесь Хевенсби обводит взглядом комнату и со странной улыбкой качает головой. – Впрочем, я ведь рассказываю вовсе не об этой порочной семье, - змеиная улыбка на лице министра кажется Питу до боли знакомой. – Ее смерть была страшной. Поэтому Сноу сорвался с цепи и истребил большую часть тех, кого мог подозревать в причастности к ее похищению. Почти никто из уничтоженных не был виновен даже косвенно, но Сноу было все равно. После смерти своей единственной дочери он вознамерился весь Панем утопить в крови, - министр качает головой Плутарх. – И, знаешь, ему удалось, - молчание. А затем министр задает неожиданный вопрос. – Как думаешь, Пит, сколько времени нужно для того, чтобы подготовить государственный переворот?

Пит пожимает плечом и на секунду-другую прикрывает глаза.

- Так повелось, что мы со Сноу с самого начала были непримиримыми противниками, державшими друг друга в поле зрения. Так случилось, что, несмотря на личную неприязнь, мы сходились в одном: мир, который мы имели неудовольствие наблюдать, не был миром, в котором мы были бы в безопасности. Сноу прекрасно знал, что Голодные Игры, призванные держать все дистрикты в страхе, рано или поздно должны были стать той последней каплей, которая переполнит чашу терпения страны. Сноу ждал революции, восстания, ждал гражданской войны, но не делал ничего, чтобы изменить складывающуюся ситуацию. Быть может, его вполне устраивало положение дел. Устраивало, но только до определенного момента. Однажды Сноу узнал о том, что Тринадцатый Дистрикт вовсе не оставил попыток на возвращение Темных Времен. Тринадцатый Дистрикт затаился и накапливал свою боевую мощь. Но Тринадцатому Дистрикту нужен был человек, который предал бы Капитолий и встал бы на сторону восстания.

Вновь повисает пауза. Плутарх смотрит на Пита с вежливым ожиданием, и Пит позволяет себе очередную короткую передышку. Начатая исповедь с самого начала не казалась ему такой уж правильной идеей; сейчас он чувствует себя вываленным в грязи.

- Какая непозволительная ошибка – довериться предателю, - говорит Плутарх.