Привычка выживать (СИ)

Джоанна не пакует чемоданы ни на следующий день, ни на день, идущий следом за ним. Джоанна навещает днем Пита, завтракает, обедает и ужинает со всеми, а вечера коротает в обществе Хеймитча, с которым почти не разговаривает, вопреки всем попыткам того завязать очередную душевную беседу. Хеймитч очень скучает, хотя и ничем не показывает своих сожалений по поводу отъезда Бити. Хеймитч предпринимает попытку за попыткой разговорить Джоанну, но раз за разом смиряется с проигрышами.

Каролина рисует. В одиночестве или в компании Китнисс. Иногда к ним присоединяется Хеймитч, реже - Энорабия. Джоанна вовсе не избегает компании, но из комнаты, в которой много людей, никогда не слышится задорный смех. Все они собираются у мольберта Каролины, как собирались бы у гроба мертвого Пита Мелларка, хотя тот все еще жив. Джоанна не желает присоединяться к их трауру. Джоанна просиживает часами в темной комнате здания больницы, отделенная от не мертвого Пита только матовым стеклом.

К ней быстро привыкает человек, сидящий перед экранами. Из нее выходит незаметный посетитель, своим присутствием она никого не обременяет. Иногда ей даже предлагают местный кофе, крепкий и несладкий, и она пьет его, не благодаря никого вслух. Ей кажется, что еще чуть-чуть и ее станут воспринимать как аксессуар, экзотический, но никуда не пропадающий со временем. Она сама себя скоро начнет воспринимать именно так.

Никто не знает, что все эти долгие часы она проводит в мысленных беседах с Питом Мелларком. Она вспоминает их общее нахождение здесь. Вспоминает такие же бесконечно тянущиеся часы в ожидании очередной экзекуции. В их похожих на клетки палатах с прозрачными стенами не было окон, поэтому день и ночь были отделены друг от друга лишь приемами пищи. Никто не облегчал их сна, никто не выключал яркого света, но никто не мешал им разговаривать, если, конечно, оба были в том состоянии, в котором можно говорить.

- Зря мы стали спать вместе, - говорит Джоанна мысленно Питу, который не обратил бы на ее слова никакого внимания, даже если бы они были произнесены. - У нас был шанс стать друзьями, Пит, а мы его взяли и проебали.

В ее смехе нет радости, только бесконечная горечь.

- Ты был моим якорем, Пит, еще тогда, когда мы были заперты здесь. Ты всегда был сильнее меня, - договаривает она с усилием. - И как я могу жить дальше, зная, что даже ты сломался?

Сломанный Пит либо бродит по замкнутому пространству, либо сидит, раскачиваясь, на полу. Он продолжает что-то шептать, просит у кого-то прощения и ни на чем не останавливает свой мутный взгляд. Руки его связаны за спиной мягкими наручниками, - напоминанием того, что Пит Мелларк болен.

Джоанна уже не теряет надежды. Ей просто нечего терять.

- Я была счастлива с тобой, Пит, - говорит она тому, кого нельзя назвать Питом. - А ты был равнодушен ко всему. Посмотри, какая ирония, - фыркает девушка и прикасается к матовому стеклу, - теперь, когда мы сломались, мы поменялись местами. Я ничего не чувствую, Пит. Будто бы уже мертва.

Джоанна Мейсон не могла умереть, не заметив этого.

Каждую ночь Джоанна тонет в мутной воде, чтобы утром проснуться не отдохнувшей.

Китнисс, отвыкшая от звука собственного голоса, спрашивает про Пита. Они стоят вдвоем на крыше, Джоанна делает над собой усилие, чтобы повернуться в сторону нежданной и нежеланной собеседницы. Прежняя Джоанна усмехнулась бы со злостью, назвала бы Китнисс слабой. Нынешняя Джоанна чуть прищуривается.

- Нет больше никакого Пита.

- Не говори так, - вспыхивает Китнисс.

- Отчего же? – следует вопрос. – Ты единственная не видела его, после того, как он сорвался.

К Питу никого не пускают по приказу Пэйлор, но все уже успели побывать у матового стекла.

Энорабия, сопровождающая Каролину, только постояла у матового стекла, скалясь собственному отражению. Каролина просидела не один час перед мониторами, воспаленными от напряжения глазами следя за ни на секунду не останавливающимся человеком. Все просьбы Каролины войти внутрь были отвергнуты Пэйлор, как просьбы беспочвенные и опасные для самой же просящей. Хеймитч ни о чем не просил. Хеймитч распил перед матовым стеклом не одну бутылку; человек, следящий за экранами, умудрился выпить с ним за компанию и вскоре был переведен на другой участок, а самого Хеймитча пускать внутрь здания больницы запретили. Не то, чтобы Хеймитч слишком расстроился этому запрету; ему хватило с лихвой того, что он уже успел увидеть. К тому же, по возвращении в Центр он запил совсем уж по черному, до белых гусей.

Все, приходившие к Питу за тем, чтобы увидеть проблески надежды, уходили с полным разочарованием.

- Ты не видела его, Китнисс, - говорит Джоанна. – А ведь только ты в силах его спасти.

Китнисс качает головой.

- Из нас двоих он всегда был сильнее.