Привычка выживать (СИ)

Ее рассказы про сны, в которых она тонет, всегда наполнены красками и соленой водой. Нет, она вовсе не винит Пита в том, что именно он убивает ее. Она винит себя, всегда только себя, в том, что не смогла спасти его, когда был шанс его спасти.

- Почему ты не сумел остановиться, Пит? - говорит Джоанна, не удерживаясь от того, чтобы обвинить его. – У тебя была возможность смириться с ответами, которые уже были даны, и ты знал, не мог не знать, что оставшиеся ответы сломают тебя. Впрочем, - Седьмая улыбается, – это ведь ты. Такой, каким был всегда. Во всем остальном виноваты таблетки.

Слова ее переполнены горечью.

- Таблетки и Капитолий.

Быть может, новый Пит, удерживающий ее голову под водой, на самом деле не Пит, а именно Капитолий. Темный, мрачный Капитолий, который не оставляет ее даже по ночам, потому что она дышит отравленным воздухом. Пит привез ее сюда, но осталась она здесь по собственной воле, потому что только здесь и была нужна. И пусть потребность в ней была связана с новой версией Игр, пусть. Она была нужна, а теперь…

- Я была под охмором, Пит. Мне приказали отключить Китнисс от приборов жизнеобеспечения. Я была под охмором, - повторяет она. – Но я даже не поняла этого. Здесь, - Джоанна прикасается пальцем к виску, - теперь есть то, что никогда мне не принадлежало. Это заставляет меня сходить с ума, Пит. Я не могу верить самой себе и не задаю вопросов. Я знаю, что в этом городе ответы не приносят облегчения. Ответы делают только хуже, - Джоанна закрывает глаза. – Почему ты не смог остановиться, Пит? Почему тебе было так важно дойти до передела? Я не хочу опять занимать палату рядом с тобой. Я устала.

Джоанна с ностальгией вспоминает песок на пляже Четвертого Дистрикта. Белый, горячий песок, на котором она провела весь свой непонятный отпуск. В том воздухе было много соли, а ветер сперва обдавал раскаленным жаром, чтобы после бросить в лицо водопад сверкающих брызг. Джоанна не сумела полюбить воду, но перестала испытывать страх перед ней.

Ребенок Финника, которого все победители видели в прямом эфире, воды никогда не будет бояться, и, быть может, он будет похож на отца.

Впервые мысли о Финнике не причиняют физической боли. Впервые Джоанна думает о том, пойдет ли на пользу маленькому ребенку воспитание безумной Энни Креста. Конечно, останься Финник жив, все было бы иначе. Умри, к примеру, вместо него, Джоанна, на одного счастливого человека было бы больше.

- Ты не умерла, - отчетливо произносит Пит, подходя вплотную к матовому стеклу. – Ты не могла умереть.

Он смотрит на свое отражение; там, внутри комнаты, не на что больше смотреть. Но Джоанна вскакивает с места и отступает, ее всю охватывает страх. Пит будто не видит матового стекла и смотрит прямо ей в глаза.

- Тебе идет это белое платье, - добавляет Пит и впервые за долгое время улыбается.

Джоанна не может пошевелиться. На ней нет белого платья. Пит не видит ее. Но Пит собран и совершенно спокоен, Пит улыбается. И все же есть в его взгляде что-то чудовищно жуткое, что-то, что сдавливает грудь сильнее и сильнее. Джоанна едва дышит, не закрывая глаз, а потом вновь вздрагивает.

Пит улыбается ей. Такой доброй, такой знакомой улыбкой, какой не может быть у человека, прошедшего через ад. Пит прикасается ладонью к матовому стеклу в том месте, где должно быть лицо Джоанны.

- Передавай привет Энни, - говорит он, все еще улыбаясь.

А потом со всей силы бьет по стеклу.

Вокруг застывшей Джоанны начинают суетиться люди. Обрывки их разговоров Джоанна начинает воспринимать не сразу. Те, кто находится здесь, снаружи, боятся того, кто находится внутри, потому что камеры, фиксирующие каждый шаг больного, упустили момент, когда тому удалось избавиться от наручников; потому что тот, кто бьет с невиданной силой, охвачен безумной яростью.

- Вам лучшей уйти, - говорит кто-то Джоанне. – Не видеть этого.

Джоанна заставляет себя остаться.

Он всегда был сильнее. А теперь, когда он сломался, что остается делать ей?

В Центр она возвращается позже обычного. Долго гуляет по знакомым и незнакомым улицам ненавистного города, видит и одновременно не видит окружающих ее людей. Ее начинает раздражать собственное равнодушие, ей хочется кричать, но сил не хватает даже на ухмылку. Джоанна вновь заходит в спальню Пита, присаживается на его постель, а затем сворачивается клубком.

И вспоминает.

Пита, бросающегося на матовое стекло в нечеловеческой ярости. Санитаров, пытающихся удержать его хоть на секунду. Китнисс, стоящую с отсутствующим видом перед закрытой дверью, но не пытающуюся попасть туда, куда ее не пускают. Джоанна вспоминает даже то, что, проходя мимо, не смогла удержаться от очередной колкости, которая была лишней, но которую она не могла не сказать. Джоанне не о чем жалеть; она проваливается в сон и начинает задыхаться от мутной воды, заполняющей легкие.

Утро не приносит облегчения.