Доктор выходит на перрон Четвертого Дистрикта, обладая самой свежей информацией о местонахождении Пита Мелларка, который опередил своих преследователей почти на полтора дня, большую часть которых провел в комнате одной из самых дешевых гостиниц. Информаторы сообщают, что именно сейчас эту гостиницу Пит покидает, и Аврелий сразу направляется к больнице, в которой работает миссис Эвердин. Компанию ему составляет около десяти военных, но их доктор не может обнаружить в толпе. Маскировка все-таки искусство. Искусство, которому Питу Мелларку не нужно было учиться.
Они сталкиваются у входа, как старые знакомые. Почти случайно, но Пит смотрит на Аврелия с каким-то затаенным сожалением.
- Моя фиктивная свобода трещит по швам, доктор, - говорит со злой усмешкой.
- Зачем ты здесь, Пит?
- Я собираю воспоминания о местах, в которых никогда прежде не был, - отвечает Пит высокопарно и фыркает. – Неужели вы нашли что-то, что делает меня настолько опасным, что вы решили ликвидировать меня прямо здесь?
Кем бы ни был парень на самом деле, ситуацию он чувствует на уровне животных инстинктов. Но отвлекается от навязчивого собеседника, увидев через стекло миссис Эвердин. Та помогает больному в гипсе пересесть в кресло. Постаревшая и порядком подурневшая, она кажется уже совершенно другим человеком. Глаза Пита ищут в ней, в ее движениях что-то, чего не могут найти. Время и пространство для него сейчас не существуют – только он и женщина, в которой он что-то пытается найти.
- Они совсем не похожи, - говорит с умиротворением. – Ее мать такая же, какой он ее помнил, - доктор перехватывает взгляд своего бывшего пациента и думает, что не сможет выполнить просьбу Пэйлор. Он вернет этого переродка в Капитолий живым. Пит по-мальчишески необдуманно ерошит светлые волосы, - и да, мне совсем не хочется ее убивать.
Аврелий, силой сдерживая все свои порывы, требует у бывшего пациента каких-либо объяснений и тащит едва ли не силой в ближайшее кафе, потому что голоден с самого утра. Пациент не сопротивляется, и пусть мысль о его возможном притворстве все еще маячит на грани сознания, доктор расслабляется и начинает улыбаться.
Впрочем, недолго.
- У тебя нет раздвоения личности, Пит. И охмор, ты, кажется, победил, - заявляет, с нетерпением ожидая тарелку заказанных морепродуктов. Конечно, заказать сейчас можно только самые распространенные виды морепродуктов, но он, живущий уже так долго в Капитолии, рад и этому скудному выбору. У него, похоже, находится одно достойное объяснение, почему он преодолел это пространство с такой поспешностью.
Пит качает головой.
- Вы знаете, что его нельзя победить.
- Но ты не убил Китнисс Эвердин, хотя был запрограммирован на ее убийство, - уже с меньшей убежденностью говорит Аврелий, жалея, что не успел изучить все записи, полученные преступным путем.
Его бывший пациент озвучивает все логичные причины подобного прокола Капитолия, до которых доктор додумался и сам, но которые боялся брать в расчет.
- Быть может, я был охморен вовсе не на убийство Китнисс Эвердин, - доктор хмурится, но не прерывает пациента, который, должно быть, давно вынашивал это объяснение того, что он все еще жив. - Президенту Сноу уже не нужна была смерть жалкой девчонки, которая была искрой, но с самого начала не могла погасить это пламя. Она могла поддерживать его, но не гасить, и ее использовали только для того, чтобы у революции было лицо, живой человек, олицетворяющий собой свободу. Когда президент Сноу решил подвергнуть меня охмору, он знал, что умерев, пересмешница превратится в мученицу, во имя которой повстанцы будут бороться с еще большим энтузиазмом. Иной раз у мертвых людей больше власти над живыми, чем у живых.
Доктор, уже уплетающий за обе щеки принесенные морепродукты, ловит себя на странной мысли. Он любуется этим парнем. Он вслушивается в эмоциональную, продуманную речь с элементами импровизации, и чувствует, что Пит, тот самый переродок Пит, лишенный человеческих эмоций, полностью поглощен своей идеей, как обычный человек. Он видит внутри этих еще недавно мертвых глаз если не огонь, то сильную искру. А искра, как всем известно, может превратиться в полноценный огонь.
Поэтому он не делает ничего, чтобы остановить Пита.
Поэтому он и начинает этот разговор, будучи уверенным в том, что не поверит ни в одно слово.
Поэтому он цепенеет, понимая, что уже верит каждому слову этого парня.
- Лучшее решение, которое мог принять президент Сноу – это сломать Китнисс Эвердин, выставить ее слабой, беззащитной девчонкой, не способной преодолеть свою боль и свои слезы. Революция с лицом истерички – не та революция, которой ждала Койн. И я должен был раздавить сойку-пересмешницу, не убивая ее. Разве у меня не получилось сделать это?
Аврелий пожимает плечами.
– Ты немного опоздал. Раздавленная Китнисс Эвердин свела счеты с жизнью уже после того, как умер Сноу. И причина ее самоубийства была вовсе не в том, что ты перестал смотреть на нее глазами побитой собаки, а в психологической травме, которую она получила, наблюдая, как заживо сгорает ее младшая сестра.