Привычка выживать (СИ)

В его голосе не слышится даже раздражения – только бесконечная усталость и непоколебимое, просто нечеловеческое спокойствие. Нужно будет уточнить дату принятия последней дозы таблеток, которые больной принимал, чтобы не чувствовать вспышки неконтролируемого гнева. Хотя, конечно, это бессмысленное занятие – дата окончания так называемого лечения ничего уже не прояснит, только подтвердит возникающие с самого начала опасения.

Если сделать вид, что охмор – это болезнь, то болезнь эта неизлечима.

- Быть может, мы перестарались, - следует невозмутимый ответ. За подобный ответ Аврелия могли бы и лишить лицензии, но он склонен к риску. К тому же, камеры должны быть отключены (разумеется, нет никаких «должны»; не склонный к излишней откровенности доктор заранее позаботился об их отключении). Лампы опять мигают. – Но теперь, когда ты не принимаешь никаких лекарств, ты должен вернуться к обычному образу жизни и проверить, получилось ли у нас сгладить последствия… - как-то медленно, чересчур медленно подбирает необходимое слово, и в результате выдает то, что приходит на ум первым, - пыток.

Пит не вздрагивает.

Плохой знак. Очередной плохой знак в бесконечной череде плохих знаков.

Но он, разумеется, был готов к череде плохих знаков с самого начала. Это был поистине увлекательный эксперимент – исцелить чужую искаженную память. Эксперимент, построенный на голом энтузиазме, и, ко всему прочему, очень дорогой эксперимент, который заинтересовывал любого человека, когда-либо принимавшего участие в самом процессе охмора. Аврелий не любил вспоминать, на какие профессиональные жертвы ему пришлось пойти, когда сам он почти потерял веру в хороший исход рискованного занятия. К лечению несчастно известного победителя 74 Голодных Игр пришлось привлечь даже бывших палачей, которые, разумеется, пошли на сотрудничество, лишь бы не гнить заживо в тюрьмах.

Но ведь и они потерпели поражение. Один за другим, рано или поздно, все они признавали, что достигли необратимого результата, превратив воспоминания мальчишки в набор изувеченных картинок. Странно, что мальчишка не покончил с собой после того, как провалил задание. Какая-то мелочь – убить Китнисс Эвердин, жалкую, раздавленную, и совсем не готовую к такому повороту событий.

Доктор видел записи из камер пыток. Еще в самом начале, ломая голову над необычным заболеванием, он искал ответы в бесконечной череде страшнейших роликов. Сначала без звука. Потом со звуком. В одиночестве и с компанией таких же энтузиастов. В темной маленькой комнате и на большом экране, стараясь не думать о том, как мог род человеческий исхитриться и придумать так много способов причинения боли. Доктор Аврелий мог гордиться тем, что не сошел с ума сам, а еще тем, что не пошел лично убивать эту маленькую сойку-пересмешницу, которую так сильно переоценивал президент Сноу. Несколько увиденных ею кадров с записью пыток так называемого влюбленного – и мисс Эвердин сама бы вскрыла вены или повесилась на поясе от халата, не в силах сознавать, причиной чего стала для человека, которого изо всех своих сил собиралась спасти.

- Какие именно пытки вас впечатлили больше всего? – внезапно спрашивает Пит, наклоняя голову и судорожно ища в изменившемся выражении лица доктора какие-то ответы. – Водой? Электричеством? Или все-таки колюще-режущими предметами? Хотя, - странная пауза, пациент резко вскакивает и подходит к стене, на которой должно быть окно, - больше всего его ломали страдания других людей. Эта часть пыток была любимой у его истязателей. Могу представить, какое удовольствие они получали, наблюдая, за тем как он корчится, слыша крики Джоанны Мейсон.

Доктор отворачивается.

Он давно подозревал, что лечение было не просто бесполезно – лечение имело обратный эффект. Стоящий перед ним Пит – вовсе не тот Пит, которого пыталась спасти малышка Эвердин. И все же он возражает вслух самому себе.

- Нет никакого «его», Пит. У тебя нет раздвоения личности.

Пит ухмыляется.

- Но если бы у меня было раздвоение личности, вы бы перестали чувствовать свою вину передо мной? – он подходит ближе и опускается на корточки. – Вы открыли дверь больничной палаты и выпустили на свободу переродка Капитолия.

Пил Мелларк – тот Пит, которого оставили на разрушенной Арене 75 Голодных игр, - умел использовать слова, но использовал их на благие дела. Этот Пит Мелларк – теперь единственная версия Пита Мелларка – тоже умеет использовать слова, но для других целей. Он говорит негромко, но уверенно, очень выразительно, с явно заметным превосходством, и цель каждого его слова – ранить, причинить боль, унизить, раздавить. Хорошо, что доктор Аврелий закален цинизмом.

- Я рад, что Китнисс Эвердин никогда не увидит, во что ты превратился.

- Не увидит того, во что его превратила любовь к ней, а потом ваше лечение от ненависти к ней же? – уточняет переродок с лицом Пита Мелларка. – Да, она удачно выбрала время, чтобы свести счеты с жизнью.