Привычка жить

Выскочив на улицу, они как два спринтера рванули по наледи в сторону школы. Женя тут же упала с разбегу, проехалась неловко, ободрав руки и чуть не сбив с ног бежавшего на полшага впереди Диму. Со стороны могло показаться, что это ревнивая жена, порядочно выпимши новогоднего шампанского и успев застукать мужа в нехорошем каком деянии, гонится за ним, держа скалку в рукаве шубы. Только некому было наблюдать за ними со стороны. Весь порядочный народ вовсю уже собрался за столом, ожидая, когда неугомонный юморист исчезнет наконец с экрана телевизора, уступив место не менее популярному в стране человеку, из года в год поздравляющему страну с Новым годом на фоне снежных кремлевских елочек. Уже руки мужчин потянулись к бутылкам с шампанским, уже женщины приободрились и засуетились по столу, беспокоясь о чистых фужерах для него, святого, игристого и новогоднего, уже дети перестали дышать и застыли в ожидании обещанного взрослыми чуда, а эти двое все бежали и бежали к дому в форме желтой свечи, что стоит наискосок от школы, и добежали наконец…

— Какая квартира? — запыхавшись, на ходу повернул Дима голову к изнемогшей от быстрого бега Жене.

— Первый подъезд… Шестой или седьмой этаж, квартира сразу направо…

Лифт, конечно же, не работал. А кто будет его чинить, интересно? Слесари, они тоже люди. Они тоже сейчас за столом и тоже тянутся руками к бутылкам, и жены их тоже суетятся, и дети ждут… хотя, наверное, уже не тянутся. Уже, наверное, вовсю сворачивают этим бутылкам горлышки. Готовятся потихоньку. Чтоб не пропустить начало звона курантов. А то, не дай господь, пропустят еще.

На площадке между пятым и шестым этажом, заваленной мусором, не вошедшим, по всей видимости, в раззявленную пасть мусоропровода, сидела на поджатой ноге Катька, привалившись спиной к батарее, и горько и по-взрослому рыдала, мотая головой и опустив лоб на запястье свешенных с другой коленки ладоней. Даже и не рыдала, а выла, попискивая, будто брошенный маленький щенок. Так плачут женщины, когда им плохо совсем. Когда даже сил нет наплакаться в голос, чтоб на душе полегчало. Женя остановилась как вкопанная, потом села перед ней, будто ее резко ударили по коленкам палкой, подняла к себе девчачье лицо:

— Катя… Катенька… Что… Что такое… Что с тобой сделали, Катенька? Скажи мне… Они что-то сделали с тобой, да?

— Да ничего не сделали, мам… — горестно проплакала Катька, икнув. — Просто вытолкали взашей, и все. Я в туалете закрылась…

— От кого в туалете закрылась?

— Да от того парня… Ну, которого для меня Алинка привела… Он взрослый пацан уже… Он сказал, чтобы я в спальню к нему шла… До Нового года успеем, говорит… А мне так страшно стало, мам! Он… Он противный тако-о-ой! — Снова уронила она голову на запястье и завыла тоненько.

Женя села рядом, прижала Катькину голову к груди и заговорила тихо, будто сказку рассказывая:

— Ну все, все… Ну и вот… Видишь, и хорошо как получилось-то, что тебя взашей. Вот же повезло тебе, дурочка. А ты плачешь.

— Они это… сильно поссорились из-за меня, мам. Он так на Алинку кричал… Говорит — кого ты мне притащила… Соплю какую-то… А Алинка ему — ну и что, мол? Всем, говорит, туда дорога… И смеяться еще над ним стала… А я в туалете сижу, и все слышу… Потом открыла дверь тихонько, попросила Ленку Ларионову, чтоб она мне мобильник приволокла. Ну, и позвонила тебе. А Ленка им сказала, что я матери звоню. Меня и вышвырнули. Но я же не виновата, я сама не захотела, чтоб так…

— Дамы, вы долго тут собираетесь сидеть, интересно? — раздался над ними Димин голос. — Я понимаю, конечно, что помойка между пятым и шестым этажом — вполне достойное место, чтобы встретить Новый год, но все же — может, вы домой пойдете, дамы? Тем более Новый год уже наступил, судя по ликованию живущего в этом доме народа. Чудо, как говорится, свершилось. Вот если бы не наступил, тогда бы страшно было. А так еще ничего…

— Ой, здравствуйте… Ой, вы же милиционер, я вас узнала… Мам, а когда ты успела в милицию-то позвонить? — испуганно уставилась на Диму Катька.

— Да вот уж, подсуетилась твоя матушка, чертом вывернулась! А ты ее все аукубой мертвой дразнишь!

— Да не мертвой, а искусственной…

— Ну ладно, ладно, вставай давай. Идите домой, девушки, а я тут побуду пока. Где, говоришь, живет твоя милая подружка?

— А зачем вам?

— Ну так, на всякий случай… Не нравится мне ее квартирка новогодняя, и все тут. Нехорошая такая квартирка. Надо бы проверить — вдруг там еще какая-нибудь девица-малолетка взрослому пацану откажет, а он рассердится. Не даст ей маме позвонить…

— Ой, не надо… Меня ж потом залошат!

— Чего сделают?

— Ну, лохушкой сделают. Или как это сказать, чтоб вы поняли.

— Да ладно, понимаем мы, Катерина. Не дураки. Не боись, Катерина. Прорвемся. Мы их сейчас сами залошим по полной программе! Жень, уводи ее отсюда! Идите-идите, не мешайтесь мне под ногами…